— Ты, без сомнения, самый глупый человек, с которым я когда-либо имела неудовольствие быть знакомой, — холодно сообщает Харуно, прежде чем разжать кулак и хрустнуть костяшками пальцев с обманчиво небрежным видом. — Ты хуже своего младшего брата, знаешь это?
Не давая ему возможности ответить, Сакура продолжает, поднимаясь на колени и упирая руки в бедра, в то время как Итачи наблюдает, чувствуя себя несколько шокированным. — Ты правда думаешь, что я использовала бы тебя как временное развлечение? — Сердито спрашивает куноичи, сжимая одной рукой ткань плаща Акацуки, притягивая его ближе. — Я не из тех людей, которые спят с людьми, чтобы развлечься, знаешь ли…
Учиха осознает, что, с точки зрения любого постороннего, это может показаться совершенно диковинным — то, что он позволяет грубое обращение, а также физическое и словесное насилие со стороны этой невероятно хрупкой шестнадцатилетней куноичи… Но, так же, как у него есть свои трудности с выражением сильных эмоций такого калибра у Сакуры тоже есть свои. Это всего лишь ее способ самовыражения. Итачи ничего не говорит и не делает, просто наблюдая, как она пристально смотрит на него.
— Хочешь сказать, что это может быть навсегда, Сакура? — Тихо спрашивает мужчина, прерывая ее тираду. — Возможно, не самый лучший выбор слов с моей стороны, но смысл тот же.
Долгое время девушка не может придумать, что сказать в ответ. Ирьенин не должна расценивать это как поражение, но все же его слова ранят сильнее, чем она хочет думать. Розововолосая куноичи бессознательно облизывает пересохшие губы, глядя вниз на холодную каменную поверхность, ее хватка на плаще Итачи ослабевает на мгновение, прежде чем полностью отпустить. — Значит, нам с тобой никогда не суждено быть вместе, — тихо говорит она. — Как бы ты ни интерпретировал это утверждение. Не думаю, что кто-либо когда-либо сможет оспорить его.
Все мышцы Итачи напрягаются, когда партнерша тянется вверх, обнимает его за шею и прижимается лбом к его плечу. — Но разве мы не можем просто забыть об этом и двигаться дальше? — Спрашивает Сакура, ее голос звучит несколько приглушенно.
Как ни странно, его первой реакцией является ухмылка. Некогда знакомый физический жест кажется чужим на его губах. — Как всегда, твоя логика совершенно ошибочна. — Но Итачи, тем не менее, отвечает взаимностью на легкое объятие, кладя обе руки ей на поясницу и притягивая ближе. Нукенин не уверен, как долго они сидят вот так, совершенно неподвижно, пока он, наконец, немного неловко не наклоняет голову, слишком болезненно осознавая выбор, который собирается сделать, прежде чем прижаться щекой к розовым волосам. — Сакура, — тихо бормочет мужчина, все еще с трудом подбирая слова. — Я дам тебе все, что смогу, так долго, как позволят наши обстоятельства, — наконец заканчивает Итачи, тон его голоса такой же серьезный, как и обещание.
Довольно двусмысленное заявление, но на этот раз Сакура склоняет голову на долю дюйма в знак понимания. — Я тоже, — шепчет куноичи, чувствуя себя настолько эмоционально истощенной, что могла бы заснуть прямо сейчас. Им все еще нужно поговорить о том, что делать с Мадарой — его нужно устранить как можно скорее. Не говоря уже о том, что она все еще должна пройти этот медицинский осмотр…
Отстраненно куноичи чувствует, как Итачи отодвигается на несколько дюймов, прижимая их к каменной стене. Он аккуратно перемещает ее в удобное положение, прижимая к своей груди, обнимая одной рукой, осторожно снимает свой плащ, укрывая их теплым, тяжелым материалом.
Сакура закрывает глаза, и во второй раз за одну ночь — за исключением того, что на этот раз она так близка к удовлетворению или счастью, как никогда за последние недели, — девушка решает, что остальное может подождать до завтра.
На следующее утро
Итачи просыпается от запаха соли и ощущения бледных и несколько размытых лучей солнечного света, падающих на его щеку. Что ж, в любом случае, он наполовину проснулся, и его чувства полностью функционируют даже в таком неприятном состоянии.
Неприятный, предлагает его разум через несколько мгновений, словарное определение — противоположность слову «приятный».
На самую мимолетную долю секунды Итачи совершенно дезориентирован. До сих пор он не чувствует ничего приятного в этом утре — ни слишком соленый запах в воздухе, напоминающий о рыбных рынках, ни холодный солнечный свет, ни затекшие мышцы после того, как он так долго прижимался к каменной поверхности…
Но затем разум улавливает совершенно новое ощущение чего-то более теплого и розововолосого, утыкающегося носом в четко очерченную линию его скулы.
Да, это вполне соответствовало бы описанию упомянутого прилагательного.
— Итачи, — несколько раз тихо повторяет Сакура. — Ты не спишь?
К огромному ужасу, нукенин обнаруживает, что демонстрирует отвратительную непоследовательность, бормоча что-то невнятное и пытаясь обнять свою возлюбленную и притянуть ближе.
Смех ирьенина, который она изо всех сил старается сдержать, ранит его гордость — даже несмотря на то, что Учиха все еще не совсем проснулся. — Спи, — говорит девушка, убирая несколько прядей шелковистых, черных как вороново крыло волос ему за ухо, наслаждаясь головокружительно новым ощущением того, что Итачи даже позволил ей выполнить такой простой, но очень интимный жест. Несмотря на то, что он приоткрывает один глаз и прищуривается, глядя в молчаливом (но почему-то неубедительном) предупреждении, розововолосая куноичи одаривает его неудержимой улыбкой. — Когда проснешься… Я буду на пляже, хорошо?
Итачи снова закрывает глаза и бормочет что-то еще. Сакура делает глубокий вдох, прежде чем встать, потянуться и выйти из пещеры.
Протоптанная тропинка вниз по склону утеса узкая и крутая, достаточно неухоженная, так что даже подошвы ее ботинок немного скользят по поверхности. Но это того стоит, когда отступница достигает бледного песка пляжа — он усеян кораллами, повсюду острые края, осколки нескольких разбитых бутылок и изобилие ракушек. В другой ситуации куноичи бы, не торопясь, все исследовала и выбрала самые красивые ракушки из обломков, но сейчас у нее на уме более важные вещи.
Спокойный прибой мягко набегает на песок, пока Сакура долго идет вдоль пляжа, чувствуя, как ботинки погружаются в слегка теплый песок, и терпеливо ожидая, когда появится более чистый участок. Несмотря на то, что они с Итачи наконец-то пришли к взаимопониманию прошлой ночью, желудок все еще скручивается в нервные, взволнованные узлы. Харуно не знает, что и думать — по правде говоря, она едва помнит, как это делается.
Честно говоря, Сакура… немного напугана, и она не может не желать — отчаянно, сильно, так сильно, что запросто может обхватить себя руками за талию и крепко обнять, притворяясь, что это чужие руки — руки матери. Или даже Ино, или Цунаде-шишо, или Шизуне, любой другой женщины, которой она может доверять и которая любит ее в некотором роде, но…
Ты пережила последние одиннадцать месяцев в одиночку, не так ли? Безжалостно напоминает себе девушка, возвращая обычное самообладание. Ты можешь сделать и это.
Ирьенин медленно расстегивает молнию на своем малиновом жилете, дрожащими руками оттягивая крошечный металлический замок от ключицы вниз. Сакура отбрасывает его в сторону, так что он приземляется небольшой кучкой на песок, и смотрит на себя, не в силах удержаться, чтобы не прикусить губу.
Требуется минимальное усилие, чтобы перенести необходимую чакру в правую руку, куноичи на мгновение закрывает глаза, прежде чем положить руку на живот. Она глубоко вдыхает и выдыхает, и, наконец, начинает.
Итачи просыпается во второй раз по крайней мере через час, судя по положению солнца. Он сонно тянется к ранее занятому Сакурой месту рядом с ним, прежде чем внезапно вспоминает, что она сказала ему ранее утром. Нукенин не уверен, почему партнершу вдруг охватило желание исследовать морское побережье, но… в конце концов, это просто легкомысленный, бессмысленный поступок, который Сакура совершила бы ради забавы, что может быть признаком того, что между ними все возвращается на круги своя.