Девушка вздрагивает от собственных мыслей, когда в нее прилетает что-то большое и увесистое. Сакура резко опускает взгляд, едва успевая инстинктивно поймать предмет. На первый взгляд создается впечатление, что это большое черное флисовое одеяло, но потом она понимает, что это просто толстое, приятно пахнущее плюшевое полотенце, гораздо лучше всего, что могла предоставить гостиница. — Что?
Итачи прислоняется к двери в ванную. Харуно с удивлением замечает, что прямо сейчас, с его свободными черно-серыми клетчатыми пижамными штанами, слегка растянутой черной футболкой и слегка раздраженным взглядом в темных глазах, он выглядит обманчиво нормальным. Напряженная, боевая поза и ногти на руках и ногах, выкрашенные в фиолетовый цвет, являются единственными жуткими намеками на его истинную сущность и профессию. — Просто используй это, — бесцветно говорит нукенин. — Оба гостиничных полотенца покрыты таинственными и, несомненно, негигиеничными пятнами.
Не зная, что сказать, куноичи прижимает полотенце Итачи к груди, прежде чем направиться к двери. — Эм, спасибо — я принесу его обратно через несколько минут…
Прежде чем закончить предложение, в очередной раз демонстрируя ту удивительно легкую, усиленную чакрой скорость, которую она проклинала миллион раз во время их противостояния в кладовке, Учиха оказывается перед ней, эффективно блокируя выход. — Сакура, — невозмутимо произносит он. — Я разрешал тебе уйти?
Девушка моргает, понимая значение заявления, а затем сердито смотрит на нукенина, забывая, что этот человек, вероятно, мог бы с легкостью свернуть ей шею в отместку, прежде чем она даже заметила бы движение его руки. — Мне не нужно твое разрешение! — Огрызается Харуно, пытаясь — и безуспешно — пройти мимо него. — Ками, Итачи, я же не собираюсь красть твое чертово полотенце или что-то в этом роде!
Учиха лишь слегка хмурится, глядя на нее, прежде чем слегка подтолкнуть кончиками пальцев в направлении ванной, чтобы свести к минимуму количество физического контакта. — Иди, — приказывает он тоном, не терпящим возражений.
Молча кипя от его явного высокомерия, Сакура прижимает полотенце к груди и, не говоря больше ни слова, пересекает комнату. Несправедливости этой ситуации достаточно, чтобы заставить ее пожалеть, что она просто не ушла, утопившись в душе, пока была возможность.
Положение усугубляло то, что по сравнению с ее номером, в котором Харуно почти на сто процентов уверена раньше была кладовка для метел и в котором нет ничего, кроме твердого как камень матраса на скрипучих пружинах кровати, номер Итачи довольно роскошен. Когда девушка осторожно заходит в ванную, включает свет, закрывает и запирает за собой дверь, она, мягко говоря, недовольна, заметив, что условия здесь такие же удивительные, и… О, Ками.
У Итачи есть фен.
Сакура роняет полотенце на пол, протягивая руку, чтобы благоговейно прикоснуться к прибору. Она не видела такой чудо-техники с тех пор, как покинула Коноху. Фен был одним из тех маленьких предметов роскоши, которые девушка считала само собой разумеющимися, но по которым сейчас скучает с яростной страстью, и, о, ревность сжигает. На мгновение Харуно задается вопросом, сможет ли она как–нибудь улизнуть, но затем морщится, потирая синяки, оставшиеся на руках. Черт возьми, куноичи знает, что была бы в гневе, если бы кто-то украл ее фен. Воображения разгневанного Итачи, честно говоря, достаточно, чтобы захотеть спрятаться где-нибудь под столом.
Без дальнейших церемоний Сакура делает на данный момент лучшую вещь: снимает с себя промокшую одежду и нижнее белье, оборачивает вокруг себя полотенце Итачи, включает фен и начинает сушить свои вещи и волосы до плеч так быстро, как только может. Между теплом фена и желанным теплом толстого полотенца куноичи обнаруживает, что медленно расслабляется, делая несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Здесь хорошо пахнет, как и от полотенца, которое Учиха буквально бросил в нее. Поскольку Харуно любопытна по натуре, и никакое запугивание не отнимет эту черту характера, она немного отклоняется назад, разглядывая гель для душа и шампунь, аккуратно поставленные на стойку снаружи душевой кабины — сосна и мята, по-видимому. Сакура невесело ухмыляется себе в слегка запотевшем зеркале. Несмотря на все, что она могла бы сказать об Итачи, ни одна из перечисленных вещей не будет даже отдаленно приятной, но, по крайней мере, у него есть фундаментальная порядочность, гарантирующая, что он всегда хорошо пахнет, делая жизнь других людей совершенно жалкой.
Как только вещи наконец высыхают, отступница вытирается полотенцем, всерьез подумывая о том, чтобы купить, как оказалось, нужную вещицу, если у нее когда-нибудь окажутся лишние деньги, для предотвращения ужасных, неловких ситуаций, подобных этой. Одежда успокаивающе теплая, что не может не радовать. Девушка смущенно проводит пальцами по своим распущенным прямым волосам, прежде чем вернуть фен на прежнее место и выскользнуть из ванной, держа влажное полотенце в руках.
Итачи сидел на краю кровати, но увидев неожиданную гостью, он поднимается на ноги, встречая на полпути. Учиха устал, но слегка приподнимает бровь, заметив, что Сакура физически выглядит не как утонувшая мышь, а скорее как довольная кошка, после почти двадцати проведенных минут в ванной с его феном. Лучше бы она его не закоротила, отстраненно думает нукенин, заметив очевидную настороженность в ее позе и нервный взгляд. Его внешность может быть намного менее угрожающей сейчас, без плаща Акацуки, но Харуно не думает, что что-либо когда-либо могло заставить ее чувствовать себя непринужденно рядом с человеком с подобной репутацией. Она немного неловко протягивает ему полотенце. — Спасибо тебе.
Учиха слегка морщит нос, столкнувшись с влажным и теперь синтетически сладко пахнущим полотенцем, прежде чем быстро и эффективно сложить его. Сакура не может не вздрогнуть, когда движение привлекает внимание к трем длинным следам, которые проходят по внутренней стороне обеих его рук. Это наполовину шрамы и наполовину рубцы, там, где ее ногти впились в кожу, вызвав кровотечение. Теперь, спустя несколько часов, они имеют странный, болезненный на вид пурпурно-бордовый оттенок. К удивлению Итачи, она немного краснеет, наблюдая за этим случайным действием, ее взгляд скользит по отметинам на его руках. — Эм… они болят? — Осторожно спрашивает девушка.
Итачи моргает, несколько сбитый с толку вопросом — повреждения действительно немного жалят, но будь он проклят, если признает, что столь неортодоксальная атака ранила его. — Нет, — жестко отрицает нукенин.
Возможно, тот факт, что она чувствует себя намного лучше, делает ее храбрее, но Сакура рискует задумчиво поднять бровь. — Неужели? — Не обращая внимания на его репрессивный взгляд, отступница осторожно притягивает мятно-зеленую чакру к рукам. — Знаешь, я могла бы…
Движение натягивает тонкие шрамы, но Учиха скрещивает руки на груди. — В этом нет необходимости, — холодно возражает нукенин, потому что мысль о ее руках на чувствительной коже на внутренней стороне его рук заставляет нервы покалывать несколько неприятным образом, но он смягчает свои слова небольшой ухмылкой. — Кроме того, я думал, ты ненавидишь меня, Сакура.
Девушка неловко ерзает при напоминании о своих словах, сказанных ранее. После того, как он отразил все ее атаки и с такой легкостью подчинил в музее, Харуно была достаточно разъярена, чтобы с радостью вырвать ему глазные яблоки и сломать все ребра, если бы представилась такая возможность. Но, честно говоря, довольно трудно вызвать эти сильные чувства глубокой и злобной ненависти после такого долгого и утомительного дня… особенно после того, как они так случайно столкнулись, и он дал теплое полотенце и фен. Не говоря уже о том, что он также, в конце концов, спас ей жизнь всего двадцать четыре часа назад.
Кроме того, как ни удивительно, в поведении Итачи сейчас нет ничего даже отдаленно конфронтационного. Он, кажется, довольствуется тем, что наблюдает за ней, как за интересной головоломкой, которую нужно разгадать, ожидая ответа.