Шпион презрительно смеется, звук выходит хриплый и болезненный. — Давай, куноичи, — издевается он, не пытаясь сопротивляться. — Я отправил список Данзо-сама прошлой ночью. Он устал ждать, пока я разыщу тебя, и решил, что в любом случае сможет пытать остальных, пока те не выдадут твое местонахождение и местонахождение Копирующего ниндзя.
Пошатнувшись на один опасный момент, Сакура буквально видит красное — о боже, о боже, я опоздала, я потерпела неудачу, и они все заплатят за это…
Одним быстрым движением девушка вытаскивает кунай из кобуры на поясе шпиона, и в следующую секунду он по рукоять оказывается погружен в его сердце.
Но это еще не все.
Каждый нерв в теле Харуно немеет, отпуская безжизненное, истекающее кровью тело врага. Однако, другой мужчина стоит всего в футе напротив Сакуры. Она смотрит на него, а он на нее, несколько долгих мгновений, прежде чем все начинает вставать на свои места. Это тот же самый мужчина из продуктового магазина прошлой ночью — очень высокий, в темных брюках и длинном сером пальто, с темно-серыми глазами, с изумрудным шарфом, который сейчас свисает с шеи и обнажает нижнюю половину лица…
Которую она уже видела. Ей было четырнадцать, во время задания он получил удар сюрикеном по левой щеке, от уголка глаза почти до челюсти, от которого не смог должным образом увернуться. Сакура, не раздумывая дважды, сорвала маску и залечила сильно кровоточащий порез легким движением руки. Шиноби поблагодарил ее и довольно ловко вырвал обещание, что если эта тема когда-нибудь возникнет в разговоре с Наруто или кем-либо еще, то она скажет, что есть чертовски веская причина, по которой Какаши носил маску. Под ней он ужасно уродлив: проклят непривлекательной родинкой на подбородке, ужасными шрамами от угревой сыпи и кривыми зубами.
Сакура согласилась. И, если не изменяет память, в тот вечер она пошла домой и провела половину ночи, с наслаждением сжимая свою любимую подушку и удивляясь тому, каким безумно, необъяснимо, чертовски горячим был ее сенсей.
Так вот, это не так. Ну, не совсем. Девушка смотрит на него широко раскрытыми глазами, потому что, возможно, она перестаралась в отнюдь не оптимистичном отношении его судьбы, а он смотрит на нее так, словно никогда раньше не видел.
— Сакура…
Харуно спотыкается о тело шпиона, бесцеремонно бросившись в объятия Какаши, зарываясь лицом в изгиб его шеи и вдыхая знакомый запах. Ее имя замирает у в горле шиноби, который обнимает сокомандницу так крепко, что ноги девушки отрываются на добрых несколько дюймов от пола. Ирьенин чувствует его отчетливое и успокаивающее сердцебиение, его теплые руки, пробегающие по ее спине, будто убеждая, что она жива и здорова. Ками, внезапное появление такого знакомого присутствия человека, с потерей которого она практически смирилась, настолько ошеломляюще, что у Сакуры кружится голова и сжимается горло.
Оба пытаются заговорить одновременно, но куноичи опережает Какаши на полсекунды. — Вы живы, — выдыхает она, отстраняясь ровно настолько, чтобы встретиться взглядом с угольно–серыми глазами — глазами, должно быть, сенсей надел цветную контактную линзу на выделяющийся шаринган — почти обвиняюще. — Как… почему…
Мысли и рационализации приходят со скоростью, слишком быстрой, чтобы их можно было сформулировать. Харуно приходится остановиться, чтобы перевести дыхание, внезапно осознав, как быстро и неровно колотится сердце в груди.
Может быть, это всего лишь воображение, но руки Какаши странно сопротивляются, когда он, наконец, полностью высвобождается из объятий. Девушка может сосчитать, сколько раз они обнимались, за исключением этого, половиной пальцев на одной руке. (Буквально.) Он не такой обидчивый, как Итачи, но слишком очевидно, что ее присутствие подействовало на него так же, как и на нее — его.
Хатаке глубоко вздыхает, проводя длинными пальцами по своим отросшим, растрепанным, крашеным черным волосам — необычный оттенок серебра был бы таким же заметным, как шаринган, но у корней все еще есть оттенки натурального цвета. — Не смотри на меня так, Сакура, — устало говорит Какаши. Пораженная куноичи перестает перечислять точное количество способов, которыми он выглядит более измученным и непохожим на мужчину, которого она знала в Конохе. — Я ничего так не хотел, как сказать тебе и Наруто, что со мной все в порядке, но снова ступить в деревню означало смертный приговор.
— Что случилось? — Горячо спрашивает ирьенин, часть прежнего нетерпения возвращается в ее тон, взяв бывшего сенсея за руку и отводя от скрюченного тела шпиона к меньшему ряду коробок, на которые они могут сесть.
— Отряд Корня ворвался в мою квартиру ночью через два дня после того… что случилось с Цунаде-сама, — с легкой горечью отвечает Какаши. — Уверен, ты помнишь. Не то чтобы я этого не ожидал — я практически сидел, ожидая их.
Нижняя губа Сакуры начинает болеть от того, как сильно она ее прикусывает. Отступница коротко кивает. — И?
— Это была всего лишь команда из пяти человек, — совершенно серьезно отвечает Хатаке. — Стыдно признаться, что тот, кого я уложил первым, пришел в сознание к тому времени, когда я закончил с остальными четырьмя. Он немедленно доложил в Башню Хокаге, и я знал, что пройдет несколько минут, как Данзо пришлет подкрепление. Так что я…
— Вы покинули деревню, — завершает Харуно, не уверенная в том, почему эти слова вызывают такое необъяснимое чувство того, что тебя бросили. — Вы, вероятно, покинули Страну Огня, чтобы сбежать от отрядов Корня, и начали путешествовать по миру, как и все остальные.
Копирующий ниндзя печально наблюдает за бывшей ученицей. На мгновение отступница видит прежнего Какаши, который поднимает руку и ерошит ее все еще черные волосы. — Мне жаль, Сакура, — бормочет мужчина в полной тишине склада. — Я… я хотел бы спланировать все лучше: сделать то, что сделал Гай, сумев помочь Ли и Тен-тен сбежать в ту же ночь, что и он. Я ненавидел себя за то, что оставил тебя и Наруто…
Такая честность заставляет куноичи один раз моргнуть, но она качает головой, высвобождаясь из гендзюцу сокрытия — ее локоны снова приобретают ярко-розовый оттенок. — Не извиняйтесь, — твердо перебивает ирьенин. — Вы сделали то, что должны были сделать. Я так считаю. И все остальные тоже.
— Ты сделала то, что должна была сделать, — вторит Какаши, его голос все еще тих и странно спокоен.
Между ними повисает немного неловкое молчание, и Сакура смотрит вниз на свои руки в перчатках, которые зажаты между коленями. — Значит, вы слышали что-нибудь от Наруто? — Девушка изо всех сил старалась, чтобы тон оставался ровным. Это похоже на удар в живот — она только что вернула его; она не может смириться с мыслью о его неодобрении и осуждении; о том, что он отвергнет ее так же, как и все остальные…
Как ни странно, Какаши немного смеется, но это нерешительный, лишенный юмора звук. — Мы столкнулись друг с другом около полутора недель назад, почти сразу после того, как он отправил тебе письмо, информирующее о шпионе. Честно говоря, я не совсем уверен в том, что услышал. Он, казалось, терял всякую словесную связность, обсуждая что–либо, связанное с тобой. Сказал что-то о том, что ты жива и в добром здравии, и… — Шиноби резко останавливается, потирая затылок в ощутимом дискомфорте. — Наруто что-то пробормотал… Я получил несколько имен, несколько взглядов с отвращением, в какой-то момент он чуть не ударил кулаком по камню, и сказал что-то о том, что Акацуки больше не представляют угрозы для наших интересов из-за того, что ты сделала… Послушай, Сакура, это правда?
В его голосе нет заметных эмоций, но Харуно приходится сдерживаться, чтобы не поморщиться, будто услышанное было физическим ударом. Что она может сказать по этому поводу? Да, Какаши-сенсей, я связалась с человеком, который почти замучил вас до безумия около пяти лет назад.
На самом деле, все не совсем так. Это было бы больше похоже на: «Да, Какаши-сенсей, я безнадежно влюблена в человека, который почти замучил вас до смерти около пяти лет назад».
«Понимаете, он не монстр, каким мы его когда-то считали», — хочет ответить девушка, или «Мы впервые встретились, когда он спас мне жизнь…»