Последние полчаса они с Какаши вполголоса обсуждали предстоящий переворот, даже когда тот снимал две комнаты, словно на автопилоте. Итачи молчит, впитывая информацию и откладывая для дальнейшего использования. Сакура, кажется, обеспокоена всем этим. Нукенин давно не видел ее такой напряженной и нервной. Девушка уже думает и быстро разрабатывает стратегию, как может только шиноби ее калибра. Изумрудно-зеленые глаза витают где-то далеко, не глядя по сторонам. Итачи — тот, кто ловит ее, когда она почти лоб в лоб врезается в брошенную тележку для полотенец посреди коридора. Куноичи слегка улыбается и рассеянно бормочет слова благодарности, прежде чем сильно прикусить губу и продолжить размышлять вслух о том, вырвутся ли члены клана, заключенные в Конохе, и присоединятся ли к остальным подкреплениям в Песке, или предпримут внезапную атаку изнутри в то же время, когда внешние силы нанесут удар.
— Мы поговорим об этом завтра утром, — наконец заключает Какаши, прислоняясь к небольшому участку стены, разделяющей две комнаты. Нукенин благодарен за его слова, потому что Сакура выглядит так, будто вот-вот доведет себя до безумия.
Есть еще так много вещей и тактик, которые она хочет обсудить и записать, чтобы запомнить, но девушка кивает, отдаленно признавая собственную усталость. — Хорошо, — рассеянно говорит ирьенин и, не думая, берет руку Итачи в свою, наслаждаясь тем, как знакомо и просто это ощущается. Учиха тоже хороший стратег, так что они могут немного поговорить о перевороте перед сном. — Спокойной ночи, Какаши-сенсей…
Хатаке поднимает бровь, и прежде чем ирьенин успевает моргнуть, одна из его рук ложится на плечо очень растерянного Итачи. — Нет, Сакура-чан, — невозмутимо отвечает бывший сенсей. — Я искренне прошу прощения, — его голос звучит как угодно, только не искренне и ни в коем случае не извиняющимся, — но я не могу позволить тебе украсть моего соседа по комнате.
О, черт возьми, нет.
Теперь она чувствует себя бодрой и полной предательницей одновременно. Разум внезапно перестал быть сосредоточенным на том, чтобы помочь Наруто с переворотом. Взгляд Сакуры перемещается между Итачи и Какаши, наконец, останавливаясь на последнем. — Что? — Угрожающе спрашивает Харуно.
Прежде чем Какаши успевает ответить, Итачи отходит от него, возвращаясь к напарнице. — Полагаю, что ты осведомлен о природе моих отношений с Сакурой-чан, да, Хатаке? — Вкрадчиво спрашивает он.
Прежде чем девушка успевает пробить одного или обоих из них через противоположную стену и приказать прекратить глупое… мужское представление или что бы это ни было, Какаши выгибает бровь, выглядя в высшей степени равнодушным. — Можешь не сомневаться, Учиха, — голос Копирующего ниндзя немного холоднее, чем минусовая температура снаружи.
— Хорошо.
Прежде чем самодовольно ответить, Итачи целует ее, из-за чего у Сакуры чуть не случается сердечный приступ. Еще одно публичное проявление привязанности. Это не особенно вежливый и благопристойный поцелуй — ни в коем случае не платонический поцелуй на ночь. Это в меру чувственный я-собираюсь-взорвать-твой-разум-до-дрожи-в-коленках-и-заставить-забыть-что-твой-сенсей-прямо-перед-нами поцелуй, тот, который, вероятно, затеян специально, чтобы заставить Какаши в ужасе созерцать то, что они делали бы, если бы он не решил разделить их на ночь…
Когда Итачи, наконец, отстраняется — должно быть, это длилось не более семи секунд, хотя по ощущениям гораздо дольше — кожа Какаши приобретает зеленоватый оттенок. Он выглядит так, будто ничего так не хочет, как вычистить сетчатку. Учиха выглядит невыносимо самодовольным, а Сакура задается вопросом, выглядит ли она так, будто хочет надрать задницы им обоим.
Потому что она хочет это сделать. Очень. Сильно.
— Спокойной ночи, Сакура, — спокойно говорит Итачи, неторопливо пройдя в соседнюю комнату и закрыв за собой дверь.
Между Какаши и Сакурой наступает долгий, затянувшийся момент неловкого молчания. Девушка скрещивает руки на груди, выжидающе глядя на сенсея.
Как и следовало ожидать, Хатаке сдается, выдавив из себя неловкий смешок и смущенно почесывая затылок. — Ну, эта маленькая стратегия могла бы иметь ужасные последствия для меня, ты так не думаешь?
Несмотря на то, что ирьенин считает, что ситуация все еще ни в малейшей степени не смешная, в уголках ее губ появляется предательская улыбка. — Совсем чуть-чуть, — сардонически отвечает она, прежде чем уйти в свой номер.
Проходит еще две минуты, прежде чем Какаши присоединяется к Итачи, выглядя недовольным. — Я получил сообщение, Учиха, — говорит он довольно раздраженно, едва сдерживаясь, чтобы не захлопнуть дверь. — На самом деле не было никакой необходимости лапать мою ученицу передо мной.
Почему, Хатаке? Это заставило тебя ревновать?
Нехарактерная мстительность подобной мысли — и тот факт, что на мгновение приходится прикусить язык, чтобы не сказать ее вслух — заставляет Итачи чувствовать себя неуверенно. Нукенин молчит, стоя у окна и глядя в небо. Он никак не показывает, что слышал слова Какаши. Через несколько мгновений Хатаке вздыхает и шагает в сторону ванной, разматывая шарф вокруг шеи, бросая его на ближайший стол.
Решив, что теперь все немного более сносно, Итачи поворачивается, пальцы тянутся к верхней застежке плаща Акацуки. На его лице нет признаков каких-либо эмоций, когда он внезапно оказывается нос к носу с Какаши, который, похоже, передумал идти в ванную. Копирующий ниндзя на несколько дюймов выше, его рука угрожающе лежит на рукояти куная, торчащего из кармана, но Учиха совершенно невозмутим. Несмотря на провокацию и искушение, у него нет намерения физически или иным образом вступать в конфликт с Хатаке. Его глаза буквально горят от напряжения, связанного с подавлением шарингана, но Сакура не потерпит никакой конфронтации вообще — и он не намерен разочаровывать ее.
На долю секунды Итачи рассматривает возможность того, что Какаши тоже погружен в подобные мысли. Он делает один шаг назад, хотя взгляд остается недовольным. — Послушай, — резко заявляет Хатаке. — Я знаю, что вы с Сакурой… связаны… больше года. Учитывая характер каждого, полагаю, что отношения между вами, вероятно, относительно серьезны. Черт, возможно, у тебя даже есть к ней чувства, Учиха.
Нукенин игнорирует намеренный выпад, холодно глядя на Какаши. — Что ты хочешь сказать? — С презрением в голосе спрашивает Итачи.
— Дело с Наруто, Конохой и переворотом, — прямо отвечает Хатаке. — Я знаю, что она хочет быть частью этого. Она хочет как можно быстрее закончить неуместную главу своей жизни, проведенную в качестве отступницы, и вернуться домой, где ей самое место.
Слова на него не действуют, говорит себе Итачи. Он ничего не чувствует.
Какаши оглядывает его с ног до головы странно проницательным взглядом. Он немного понижает голос. — Могу предположить, что ты, по своим собственным эгоистичным причинам, не хочешь этого.
Он спокойное, уравновешенное, рациональное существо, а не вспыльчивое и безрассудное, как Саске. Это напоминание — единственное, что заставляет угрозу замереть в горле Итачи и не дает его руке дотянуться до горла Какаши.
— И если ты каким-либо образом вмешаешься в то, чего хочет Сакура, — спокойно говорит Хатаке, отворачиваясь и снова направляясь в ванную. — Словесно, физически, ментально, эмоционально… Тебе придется заплатить адом. Несколько раз подряд.
Итачи резко поворачивается лицом к окну и темному ночному небу, звездам, снегу и огням деревни и города по соседству с ним. Мужчина смотрит в миллион раз пристальнее, чем обычно, пытаясь с каждым вдохом успокоиться и искоренить неприятный маленький импульс преподать Какаши Хатаке долгий и болезненный урок о том, почему не следует поворачиваться к нему спиной. Потому что он может. И он уже делал это раньше — превращал знаменитого Копирующего ниндзя в оболочку своего прежнего «я», заставлял кричать, пока у него не сорвался голос, заставлял неделями лежать в полукоматозном состоянии на больничной койке…