— Я пойду с тобой.
Ровный тон приводит Харуно в бешенство и нежелательное состояние страдания. Ирьенин резко оглядывается на Итачи. Бывают моменты, когда она забывает, что не единственная упрямица в их отношениях. Доказательства обратного написаны у него на лице. — Что? — уставившись на возлюбленного, шипит куноичи. — Я не могу… ты не можешь…
— Никто не должен знать, — холодно парирует Учиха.
Дело в том, что она знает. Для шиноби его калибра более чем возможно быть ее тенью: молча, незаметно защищая и сохраняя в несомненной безопасности, но… — Это то, что я должна сделать одна, — твердо отвечает Сакура тоном, не терпящим возражений. Она протягивает руку и нежно переплетает их пальцы. Сказанные слова вытаскивают врожденную тихую храбрость из того маленького, темного уголка, в который отступила девушка. Это возвращение успокаивает ее больше, чем можно выразить словами.
Она более чем способная куноичи. Итачи знает об этом больше, чем кто-либо. Нукенин ненавидит тот факт, что так беспокоится за нее — что беспокоился с тех пор, как все началось.
После нескольких минут молчания Учиха снова запускает руку в розовые волосы, высушивая их долгожданным теплом своей чакры. — Глупая девчонка, — тихо бормочет мужчина, заставляя голос оставаться ровным и бесстрастным, даже несмотря на то, что это может грозить проигрышем битвы.
Сакура теребит обручальное кольцо, рассеянно крутя его на пальце. — Знаю, — таким же тихим голосом отвечает ирьенин.
Харуно сохраняет спокойствие в течение следующих двух дней, но на третий просыпается в девять утра, открыв глаза с почти жуткой готовностью.
Сначала приготовления. Одежда. Оружие. Она читает книгу по медицинскому ниндзюцу, рассматривая сотни техник, которые выучила наизусть, которые могла бы выполнить во сне. Разрыв органов, расщепление костей, остановка сердец. Отступница расхаживает бесчисленными кругами и бесконечными линиями из одного конца гостиной в другой, держа в руках чашку с черничным чаем, пристально глядя в его глубину и едва делая глоток. Она никогда в жизни не чувствовала себя такой нервной и неуверенной. Трудно думать о том факте, что к концу сегодняшнего дня ничто никогда не останется прежним. Сакура не может избавиться от ощущения, что эта глава ее жизни закрывается, из-за чего чувствует облегчение, небольшую панику, и, о боже, она не может думать об Итачи.
Учиха загоняет ее в угол примерно через полтора часа после начала агонии, и скрещивает руки на груди, сердито глядя, из-за чего девушка немного слабеет и теряет концентрацию.
— Ты сведешь себя с ума, — категорично сообщает нукенин.
— Это помогает! — Возражает Сакура, возвращая прежний огонь.
Итачи слегка ухмыляется, прежде чем схватить ее за руку и потащить в спальню. На один дикий момент Харуно удивляется, потому что он никогда раньше не проявлял склонности к терапевтическому сексу. Однако мужчина устраивается по-турецки на кровати и указывает, что она должна сделать то же самое.
— Медитация, — как ни в чем не бывало сообщает Учиха. — Я знаю твое скептическое отношение, но, похоже, сегодня ты нуждаешься в этом больше, чем когда-либо. Расслабься, очисти разум и стабилизируй чакру.
Сакура старается изо всех сил, кладет руки на колени и делает долгий, глубокий вдох, впервые за то, что кажется вечностью. Из-за открытого окна в комнате прохладно, и пахнет дождевой свежестью.
Возможно, всему виной чрезмерный стресс последних нескольких недель, но тишина в комнате, если не считать легкого стука дождя по крыше, вносит вклад в расслабление. Внезапно размышления, переосмысление и беспокойство становятся слишком утомительными. Впервые в своей жизни, куноичи закрывает глаза и переводит разум в медитативное состояние.
Она не уверена, как долго это длится. Стало немного прохладнее и пасмурнее. Сакура испуганно смотрит на Итачи. — Который сейчас час?
— Почти три, — бормочет нукенин, чьи глаза все еще закрыты. В отличие от возлюбленной, его подсознание не прекращает думать и анализировать. Ирьенин не может не заметить, что, несмотря на предполагаемое расслабление, Итачи выглядит невероятно, удивительно… обеспокоенным.
Несмотря на то, что он не может ее видеть, отступница слегка улыбается, не в силах заставить себя волноваться прямо сейчас. Сакура протягивает руку, чтобы разгладить морщины на лбу Итачи. Угольно-серые глаза распахиваются, пристально наблюдая за девушкой, будто пытаясь запомнить каждую черточку ее лица.
Маленькая рука скользит вниз от лба к щеке, рассеянно проводя по четко очерченной линии его скулы. — Ну, тогда, — мягко заявляет Сакура, и в следующую секунду, прежде чем Итачи успевает моргнуть, оказывается у него на коленях, обвивая руками его шею. Иррационально мужчина боится, что если прикоснется к ней, обнимет ее, то никогда не сможет отпустить. Харуно целует его в щеку, от нее пахнет знакомым ароматом свежей клубники, и она выглядит такой извращенно безмятежной, что это…
Итачи целует ее так сильно, так внезапно и почти отчаянно, что у Сакуры перехватывает дыхание, его руки запутываются в розовых волосах и тянут ее на кровать. Мужские прикосновения оставляют синяки на тонких запястьях и губах и, вероятно, в других местах, которые она почувствует через несколько часов. Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждое легкое движение, кажется, что он пытается сказать что-то, что никогда не смог бы сформулировать словесно. Куноичи хочет спросить, чего он так боится — во всяком случае, Учиха никогда бы в этом не признался, — но Итачи едва ли дает ей время или пространство, чтобы дышать, не говоря уже о том, чтобы думать или говорить связно. Интенсивность немного пугает девушку, но это приятное отвлечение от того, что должно произойти.
Спустя некоторое время, они молча лежат в постели. Сакура свернулась калачиком на груди Итачи и борется с тем, что сказать, пока он расчесывает розовые волосы, поглаживая напряженные стройные плечи. Несколько раз кажется, будто нукенин начинает говорить, но затем резко останавливается.
Она и Итачи зашли так далеко за последние три года, что это ошеломляет. Возможно, именно поэтому обоим так тяжело.
— Ты должна подготовиться, — голос мужчины настолько тих, что его едва слышно за раскатами грома, которые внезапно пронзают тихий вечерний воздух.
Сакура отстраненно кивает, чувствуя, как тело переходит в режим автопилота. — Да.
Теплая вода из душа успокаивает девушку изнутри, и Сакура в конце концов тянется за гелем для душа Итачи с сосной и мятой. Возможно, это глупо с ее стороны, но таким образом он будет рядом, чтобы помочь пройти через испытание переворотом.
Сакура одевается, стоя спиной к зеркалу. Куноичи расчесывает свои длинные волосы и собирает их в высокий хвост, натягивает пару гладких, облегающих черных брюк, идентичных брюкам Тен-тен, которые они купили в магазине экипировки шиноби два дня назад, и заправляет ткань от колена вниз в свои ботинки. Оружие помещается в многочисленные карманы, а также пара специализированных медицинских свитков, на всякий случай. Затем она надевает перчатки и пристегивает ремешки к металлическим, усиленным чакрой, нарукавникам от запястья до локтя — подарок Итачи на день рождения. Затем ее внимание притягивает аккуратно сложенная одежда на тумбочке в ванной.
Ирьенин не трогала эти конкретные предметы одежды, которые прислал Шикамару, с ночи своего шестнадцатилетия. Ее прикосновения благоговейны, когда она разворачивает оливково-зеленую водолазку и бронежилет в тон, которые когда-то принадлежали Цунаде. Несмотря на старания, розововолосая куноичи не может сдержать легкой дрожи в пальцах.
Остатки сигнатуры предыдущего владельца — такой же знакомой Харуно, как и ее собственная, — все еще присутствуют на дорогой ткани. Они были сделаны на заказ для Цунаде по заказу ее дедушки, Первого Хокаге.
Сенджу стала джонином в восемнадцать лет. Сакуре сейчас столько же. Водолазка и зеленый бронежилет как нельзя лучше подходят отступнице. Наставница хотела сделать подарок любимой ученице после ее сдачи экзаменов на джонина, но…