После получаса, проведенного в раздражающе тщетной погоне за попытками вывести Изуми из строя в течение наносекунды, когда она действительно видна в одном заданном месте, одновременно отбивая так много сосновых шишек, из-за чего костяшки его пальцев кровоточат, глаза Итачи сужаются и, наконец, наливаются кровью. Наблюдение за ней приносит свои плоды: он ждет ровно три секунды после активации шарингана, в десяти футах слева от него появляется слабое мерцание.
В тот самый момент, когда Изуми полностью материализуется, она оказывается прижатой спиной к дереву, которое находится по крайней мере в двадцати футах от того места, где куноичи изначально пыталась приземлиться. Несколько раз моргнув, ее зрение прояснилось, девушка вздрогнула, обнаружив, что Итачи обнимает ее за талию, удерживая на месте — и, кстати, выглядит таким же смущенным, как и она. Их хриплое дыхание смешивается в холодном воздухе, и по какой-то причине Изуми не пытается вырваться. Она позволяет себе наклониться вперед, прижимаясь к его груди — он все еще в полной экипировке Анбу, металлические щитки холодят — и обхватить пальцами предплечья, пораженно глядя на парня. — Ты поймал меня, — выдыхает девушка, наклоняя голову набок и выглядя несколько обиженной. — Никто никогда…
Изуми не замечает, где замолкает. Где-то между замечанием того, как металлическое снаряжение Анбу слишком блестит в лунном свете. На нем гладкий, слишком длинный красный шарф, который она купила для него прошлой зимой — обернутый вокруг шеи только один раз, остальная часть слегка развевается в лунном свете. Длинный конский хвост (его волосы намного длиннее, внутренне нахмурившись замечает куноичи: ее волосы до плеч, в то время как его — легко касаются середины спины) слегка растрепан, несколько длинных прядей падают, обрамляя юношеское лицо.
И, конечно, куноичи слишком поздно понимает, что они все еще держатся друг за друга, совершенно без необходимости. Итачи смотрит на нее сверху вниз с той же нечитаемой интенсивностью, с которой она наблюдала за ним несколько мгновений назад, за исключением того, что его взгляд становится еще более пронзительным из-за шарингана.
Изуми не уверена, кто из них начал. Возможно, таким образом Итачи отвечает на вопрос, который она задала ему неделю назад. Если это вообще происходит на самом деле. В прошлую встречу они были самыми близкими друзьями и самыми ожесточенными соперниками (с ее стороны, во всяком случае), не более того.
В лесу слишком холодно. Немного неловко, потому что ни один из них никогда раньше этого не делал. Но ветер проносится сквозь деревья, Изуми прижимается ближе к Итачи, их пальцы переплетаются. Они целуются в манере, которая кажется равной частью любопытства и страсти. Несмотря на то, что они разные, девушка не думает, что до этого один из них чувствовал что-то настолько правильное.
Изуми ненавидит подобные клише, но она гордится тем, что является единственным членом клана Учиха, не страдающим безэмоциональностью. Через шесть месяцев после их первого поцелуя они преклоняют колени друг перед другом на берегу реки, которая протекает через их лес (тренировочные площадки всего клана, технически, но она не может не назвать это их лесом). Куноичи резко нарушает установившуюся между ними уютную тишину, заявив, что последние полгода были лучшими в ее жизни.
Итачи смотрел в глубины реки, наблюдая за стремнинами, бьющими по зубчатым камням на дне, но теперь его взгляд снова задерживается на Изуми. — У меня тоже, — заявляет шиноби, но слова звучат несколько пусто.
Она молчит несколько мгновений, ее пальцы рассеянно рисуют узоры на руке Итачи. — Что не так? — Тихо спрашивает девушка, потому что даже сейчас, когда он максимально отстранен, Изуми все еще может читать его настроение так же хорошо, как свое. В последнее время морщины от напряжения под его глазами стали глубже, он кажется старше и стал более замкнутым во многих отношениях…
Итачи молчит так долго, что Изуми задается вопросом, слышал ли он ее вообще. Само собой разумеется, ему было недвусмысленно запрещено дышать или даже намекать на что-либо члену клана, но шиноби молчал об этом так долго, что вряд ли сможет вынести дольше. Ощущения такие, словно вес ужасной тайны будет вытягивать из него жизнь медленно и мучительно, если он продолжит держать ее в себе. — Слухи правдивы, — наконец говорит Итачи, не отводя взгляда от реки, чьи беспокойные глубины отражаются в его столь же противоречивом взгляде.
Девушка заметно напрягается, инстинктивно отводя руки назад, вспоминая то, о чем говорили ее родители, думая, что она не слушает. — Ты имеешь в виду… — начинает куноичи, ненавидя то, как голос становится более высоким на последнем слове.
Напротив, Итачи кажется таким же спокойным, как обычно, кивнув, хотя Изуми замечает едва сдерживаемое напряжение в плечах. — Старейшины приказали мне сообщать о планах и действиях клана непосредственно им, — отвечает шиноби, его голос звучит так тихо, что приходится напрягаться, чтобы расслышать.
— А после того, как они узнают правду? — Спрашивает девушка более резко, чем намеревалась. Но Изуми так же умна, как и наследник клана, она складывает кусочки вместе менее чем за секунду, а затем все вокруг нее, кажется, исчезает. Сердцебиение куноичи замедляется почти до полной остановки, прежде чем начать снова, в два раза быстрее. — О, ками, — говорит еле слышно. — Они бы не стали. Они бы не стали просить что–то подобное… Они бы не заставили тебя…
В следующую секунду Изуми чувствует, как один из его пальцев прижимается к ее губам, мягко заставляя замолчать, не отрицая (это ужасное предположение, которое, кажется, возникло где-то за пределами ее худших кошмаров). Поскольку девушка никогда не отличалась стойкостью, она падает в объятия Итачи, дрожащая от смеси шока и недоверия. — Когда?
Итачи пытается не выдавать своего состояния, как будто у него достаточно сил для них обоих, но она слышит хрипоту в голосе. — Двенадцатого октября.
Сегодня тринадцатое мая.
Следующее, что осознает Изуми — у нее кружится голова. Итачи нежно откидывает ее волосы назад, когда девушке внезапно становится очень плохо. Ногти так сильно впиваются во влажную почву, что это причиняет боль.
После того, как все закончилось, он прислоняется к дереву и позволяет куноичи свернуться калачиком в его объятиях. Изуми смутно осознает, что она все еще сильно дрожит. Даже Итачи, вундеркинд клана Учиха, самый сильный из них, слегка дрожит. Они смотрят на темное, безлунное небо.
Несмотря на его новые обязанности, Итачи и Изуми каждую ночь встречаются на берегу реки Накано. Они не всегда разговаривают, но он обнимает ее достаточно крепко, чтобы на следующее утро появлялись синяки на ребрах. С каждым проходящим днем (с каждым разом, когда он смотрит в глаза своей матери, чувствует тяжесть руки отца на своем плече и тычет маленького Саске в лоб), он думает, что разваливается на части, еще больше теряя себя.
Каждую ночь ему снятся кошмары о том, на что это будет похоже. Он не спал больше недели.
— Итачи, — однажды ночью шепчет Изуми. С приближением лета становится теплее, воздух благоухает, тяжелея от веса их секретов. Ее голос звучит отдаленно. — Я не хочу дожить до того дня, когда…
Шиноби думает, что дает какой-то мягкий ответ, но девушка берет его за руку, крепко сжимая, глядя с каким-то тихим отчаянием, которого он никогда раньше не видел. — Ты не понимаешь, — легкий ветерок шевелит ее волосы, когда Изуми пытается улыбнуться, что выглядит совершенно неправильно. — Я не собираюсь доживать до двенадцатого октября.
Ему требуется мгновение, чтобы понять, что она имеет в виду. В следующую секунду он убирает свою руку. — Ты же не имеешь в виду…
Эта инстинктивная реакция, одна из единственных вещей, которая рождается из чистых эмоций и ничего больше. Как еще можно реагировать, когда тебе говорят, что близкий человек намерен прекратить свое существование?
Глаза Изуми мерцают внезапным гневом. — Что я должна делать, Итачи? — Почти кричит она, ее голос ломается от напряжения. — Неужели ты думаешь, что в ту ночь я просто позволю тебе убить меня? Буду лежать в своей кровати спиной к двери и притворюсь, что не слышу, как ты убиваешь моих родителей внизу. Буду все это время считать минуты, которые тебе понадобятся, чтобы дойти до моей комнаты? Ты хочешь, чтобы я заранее приняла какие-нибудь таблетки, чтобы тебе пришлось убить меня, когда я уже ничего не почувствую, или предпочитаешь, чтобы я сначала поцеловала тебя на прощание, а потом приставила твою катану к своему горлу?