— Моя мама очен вкусный суп-чорба готовит, — говорил Ратко, — ест также старая югославска группа «Рибла чорба»
— Да-да, я знаю, — улыбнувшись вставила я , — рыбный суп означает.
— Верно.
— Я ведь самостоятельно учила сербскохорватский и слушала их песни, классные.
— У нас ест много хороших групп.
— Да, они приятные, я еще болгарскую чалгу люблю.
— Ах, чалга! У нас в Србии говорят: у Болгарии нет порно-индустрии, потому что есть чалга-индустрия.
— Прикольно. Эти девушки-болгарки в клипах, действительно, полуголые всегда.
— Ты очен красивая. Ты похожа на балканску жителницу, югославку.
— Спасибо! Приятно.
— Алиса, ты все еще грустная? Ты лубиш того человека?
— Нет, — ответила я и отвела глаза, — не люблю, не любила.
— Сходи в церков. Надо причастие и исповед. Я раз в месяц причастие делаю.
— Может и надо, не знаю.
— Поехали ко мне в Србию, в апрел, когда всё на Балканах зеленое и тепло.
Вот это предложение! Я охнула, моя мечта приблизилась ко мне на расстояние вытянутой руки. Не показывая внутренней бури, я сказала:
— Спасибо, это так неожиданно. Я подумаю.
— Моя семья очен лубит русских лудей. Мама мне в детстве всегда читала русские сказки ваши. У нас болшой дом.
— Вау! Сказки — это классно. Я подумаю, там как раз мне первый отпуск дадут, полгода будет в апреле как я работаю.
— Бог чуве ти!
— Надеюсь, что так. Главное дожить до весны, — сказала я вслух свои пугающие мысли, то и дело возникающие у меня после озера.
— Сигурни сам.
— «Ты уверен»? Так переводится?
— Точно. Я на одну минутку отойду, в ватерклозет-комната. — сказал Ратко и встал из-за стола
Я пригубила сливовицы и поковырялась в салате, выуживая сырные кубики. Грянула музыка и внимание гостей было похищено зажигательным исполнением балканских песен. Играл аккордеон, скрипка, блестели медные трубы, а молодой парень в красной рубахе, так похожий на цыгана, бил в огромный барабан. Я читала, что балканцы многие мотивы своих музыкальных произведений, их основу, почерпнули у турецких военных оркестров. Пятьсот лет ига так отразились. Прошло пять минут, и я стала немного скучать. Резкие возгласы труб поднадоели и назойливо били по ушам. Я достала мобильник, чтобы узнать время и он показал без пятнадцати десять. Ратко не было уже семь минут. Может что-то случилось? Кто-то позвонил ему и он вышел на улицу поговорить? Машинально вошла в Вконтакте, там висело сообщение от Снежаны, подруга злилась, что я стала редко звонить,— после расставания с Максимом я в течении двух недель каждый вечер ей звонила, а потом с ее слов «пропала». Быстро написала ответ с обещанием сегодня же позвонить.
Прошло еще десять минут, и я стала сильно нервничать. Мой бокал со сливовицей опустел. В чем же дело?
Раздался крик! Резко стихла живая музыка и все уставились в сторону туалета. Кричал официант: «Вызовите скорую! Человеку плохо!». В жутком предчувствии у меня закололо сердце. Я со скользнула с дивана и протиснулась сквозь толпу гостей к туалету. Через открытую дверь я увидела страшную картину: мой друг Ратко лежал в луже крови с застывшем в ужасе лицом и со спущенными брюками. Мой взор, к огромному стыду, скользнул ниже и в памяти навсегда отпечаталось отсутствие половых органов у трупа, на их месте было кровавое месиво. «Он умер, кто-нибудь вызвал медиков и полицию?»— повторял официант. «Может искусственное дыхание?» — пробормотала я очевидную глупость, держась за сердце и чуть ли не падая на пол — мы вместе, вместе пришли». Сердце бешено стучало. Один из гостей подошел к телу и принялся делать массаж грудной клетки, но все было тщетно, Ратко — мертв.
Вскоре приехали медики и полицейские. Зал ресторана опустел, и музыканты собирали свои инструменты в футляры. Администратор ресторана дала мне стакан воды с успокоительным, выпив который, тряска рук и внутренняя дрожь унялись. Полицейский быстро писал в рабочий бланк мои данные. Подошедший сотрудник охраны ресторана протянул полицейскому флешку с записями камер наблюдения, я едва различила им сказанное: «В туалет вошли двое мужчин, а через пять минут вышла какая-то женщина». Мне сделалось страшно. Наконец меня отпустили.
Добравшись домой на такси, в прихожей я разрыдалась, отдав волю эмоциям. Слезы с тушью черной рекой побежали по щекам, и я вытирала их рукавом платья. Я не могла остановится минут десять. Продолжая громко реветь, я набрала Снежану и всё ей рассказала. Голос лучшей подруги действовал успокаивающе, и мы проговорили до трех часов ночи.