Мы въехали, в этот момент, во двор усадьбы, почти со всех сторон окружённый садовыми деревьями. Широкая дорожка, вложенная гранитной плиткой, уходила вглубь сада, и там просматривались стены дома, облицованные таким же серым гранитом, но самой разнообразной и произвольной формы.
— Ну, вот мы и дома! — сказал, выходя из машины Фернандо и удовлетворённо потирая руки. — Сколько бы ни был в Мадриде: три дня или полгода, а всё равно скучаю по родной обители и когда сюда возвращаюсь, чувствую себя как мальчишка, так мне хорошо и здорово. — и обращаясь уже ко мне:
— Как тебе здесь, нравится?
— Да уж! Мне кажется, что это то место, куда стоит возвращаться в любом случае! — подтвердил я.
— Подожди! Сейчас увидишь дом и вид с другой стороны, на море, — пообещал он с гордостью.
— Папа! «Молодой человек», — капризным голосом вступила в разговор Карлота. — Обязывался помочь только с выгрузкой багажа, а не проводить инспекцию всей усадьбы!
— Малышка! — ласково укорил её отец. — Человек надрывается, таская твой багаж, и неужели за это мы не дадим ему полюбоваться прекрасным пейзажем? Ведь это мизерная благодарность!
— Да? А потом ты его пригласишь на стаканчик своего лучшего вина, а потом заставишь сравнить с худшим…
— Прекрасная идея! — радостно перебил отец попытки своей дочери сплавить меня отсюда побыстрее. — Спасибо что подсказала! И как это я сам раньше не догадался?
— Ты то, и не догадался? — с сарказмом возмутилась Карлота. — Расскажи кому-нибудь, кто тебя не знает. — И повернувшись, пошла по дорожке к дому, явно чувствуя насвоей фигурке мой взгляд, и от этого двигаясь как-то немного наиграно и неестественно.
— Ну, раз я такой догадливый, то знаю, куда ты идёшь! — крикнул ей вслед отец. — Ты идёшь на кухню приготовить что-нибудь горяченького нам на завтрак. Правда? — дочка не ответила, продолжая идти, и только возмущённо дёрнула плечом. — Ну, вот и молодец! — продолжил он и, увидя мой затуманенный взгляд, направленный на дорожку вслед удаляющейся девушке, хлопнул меня по плечу и строго добавил: — А мы действительно займёмся багажом.
— Да, да! Конечно! — смутился я и принялся помогать ему доставать их сумки из багажника. Мою он оставил в машине, настояв на том, что потом обязательно подвезёт меня к кемпингу. Мы взяли сумки, и пошли к дому. Тот был не такой уж огромный, как показалось из глубины сада, но фундаментальный, прочный и очень удобно построенный.
Зато вид, открывшийся со двора, выходящего на море, был поистине великолепен. Территория усадьбы, сходя вниз ещё несколькими уступами, оканчивалась высоким забором и выделяющейся в нём калиткой. За ним проходила натоптанная тропа для отдыхающих и гуляющих туристов. Потом, по огромным ступенькам из скал, сглаженных ветрами и волнами, можно было спуститься на очаровательный полукруглый пляж, белеющий морским песком среди камней, покрытых водорослями и ракушками. Как раз был отлив и на скалах, окружающих пляж, были видны мокрые полосы отступившей воды. Воды солёной и принадлежащей только морю. А море, плавно колыхалось, покрытое небольшими волнами и раскидывалось огромным заливом. Справа он терялся меж береговых холмов, уходя к Ное, а слева вырывался в открытый океан. Прямо, были видны противоположные берега залива, в межгорьях которых белели постройки небольших городков. На переднем плане находился остров внушительных размеров, покрытый редкими соснами, но с шикарным домом-замком, расположенным на самой его возвышенной части. Общую картину пейзажа дополняли: справа — шелестящий под ветром лес молодых и стройных эвкалиптов, перемежающихся с сосной; а слева — другим садом с белеющим в его середине небольшим домиком под красной черепицей.
Фернандо, ревниво наблюдающий за моей реакцией на увиденное, спросил:
— Ну, как тебе вид на море?
— В таких местах люди становятся поэтами! — я говорил искренне и с восхищением. И ответ мой понравился хозяину усадьбы.
— Ну, ещё бы! Да ты ведь пишешь песни? Вот тебе и место для творческого вдохновения. Придумай что-нибудь популярное, и я всегда буду хвастаться тем, что на этом месте была сочинена новая, а потом ставшая всем известной, песня. Что-нибудь эдакое…? А?! — он пошевелил пальцами рук, а потом развёл их широко в стороны.
— Даже не знаю…. — я продолжал заворожено любоваться морем и всем его окружающим. — Здесь неуместна фривольная песенка, здесь надо замахиваться на более солидное произведение… — я в сомнении защёлкал пальцами. — Например… танго! И название должно быть ярким и вместительным… Ну, допустим… — я глубоко, полной грудью вдохнул свежий, опьяняющий аромат моря, ощущая при этом запах эвкалипта, сосны, морских водорослей и отчётливо слыша резкие крики чаек, летающих прямо над пляжем. — Допустим… Морское танго!
— Здорово! — похвалил Фернандо. — Я считаю, что отличное название — это уже как минимум полдела. А ты его уже придумал. Осталось совсем немного и вижу — тебе это по плечу!
— Да что вы! — засмущался я. — А музыка? А слова? Вот это то и есть самое трудное. На это может уйти, иногда, непредвиденное количество времени.
— А может и не уйти! — возразил он. — Ведь бывает, что хиты сочиняют за двадцать-тридцать минут?
— Бывает, конечно! Но… — я широко улыбнулся, как бы извиняясь за своё неумение так быстро сочинять хиты. — Если бы я мог, то вы бы меня видели только по телевизору, на больших концертах.
— Но ведь когда-то надо начинать? Все ж великие писали первый хит не в колыбели? И кстати! Мы ведь договорились на «ты»! Или ты уже начинаешь зазнаваться?
— Да нет, что… ты! — засмеялся я. — Вот когда напишу танго, оно станет известным, то тогда… может быть… А пока… — я протянул руку ладонью кверху. — Я простой и открытый. Особенно для друзей детства. Фернандо хлопнул своей пятернёй по моей руке и пригрозил:
— Ну, смотри! А то устроим тебе тёмную!
— Это с кем же? С ней, что ли? — я кивнул на показавшуюся на террасе Карлоту.
— Найдём с кем! — он воровато оглянулся. — Здесь вокруг полно других «друзей детства», накостыляем будь здоров! И без женщин желающих много.
— На что идёт набор желающих? — поинтересовалась Карлота, услышав последнюю фразу из нашего разговора.
— Меня бить собираются, — ответил я как можно жалобнее, всем своим видом выпрашивая чью-нибудь защиту.
— Да, дело нужное! Я бы даже сказала — необходимое! — соглашательским тоном вынесла приговор Карлота. — Единственное, что меня возмущает, так это: почему «без женщин»? Почему ущемляются их права? Где справедливость? Я буду жаловаться! На ближайшем семейном совете (когда приедет мама) я вынесу этот вопрос на рассмотрение. Какие всё-таки мужчины коварные типы: как что-нибудь плохое, так женщинам можно; а как что-то хорошее и полезное для общества, так: «без женщин»!
Мы слушали её оба и улыбались: я — с глуповатым восхищением, а её отец — с умильной гордостью. Она оглядела нас надменным взором и добавила, уходя в дом:
— Я открыла несколько разных банок консервов и их содержимое уже греется в микронде, будет готово минут через пять. А вы поставьте на стол тарелки, вилки и хлеб, — и скрылась в густой тени внутреннего коридора. Но я успел крикнуть ей вслед:
— Ради пользы обществу — я согласен! Когда состоится показательное избиение?
— Бедненький! — донеслось из глубины дома. — Под старость лет он так к этому привык, что даже стало нравиться!
Мы, с её отцом переглянулись и одобрительно засмеялись.
— Она у меня такая! Себя в обиду не даст!
— Да кто её обидеть то собирается? — возразил я.
— Это тебе просто повезло, — доверительно начал Фернандо. — Ну, там, в автобусе. У неё с детства была вредная привычка грызть ногти, и я всегда с этим боролся. И почти отучил! Даже не помню, когда она в последний раз это делала. А там забылась, и ты её ловко подколол. Молодец! Это её и вывело немного из себя. А так она попикироваться мастак и любит поспорить и разыграть любого. Один момент! — он быстро вошёл в дом и через минуту вышел с тремя стаканами, тарелками, вилками, хлебом и огромной бутылью вина. Всё это выложив на стол, расположенный с краю двора, под навесом, продолжил: — От неё почти все её друзья в шоке, не выдерживают долго её шуток и насмехательств, вернее не понимают всего её юмора и весёлости и быстро обижаются.