может стоит залезть
на нелепый крыши конек
и прыгнуть в асфальт
поцелуи спрятав в трубе…
не волнуйся. я просто тоскую мой друг.
я тоскую мой друг о тебе.
часовой механизм
серенады печальных песен моих
превращаются в горсти песка.
зеркало дробью вьется во мне
танцует бездомный канкан.
и отчаяньем мажу и мажу себя
от голени до головы.
город голодный улицы жрет
вздыхают усталые львы.
любить себя невозможно.
все – блеф на кончике острия!
кончено! думала смерть обо мне.
толпились угрюмо друзья.
и я холодела шершаво касаясь
могильного шелка у рта.
хотелось чаю. но вместо него
слюной текла пустота.
и левый каблук опротивел
в ключицы впирая статику дна.
отрадно что в крематорий со мной
сегодня пришла весна
а время застыло – убогий банкрот –
в секундной и часовой.
и стало понятно что созданный мир
придуман был вовсе не мной.
но здесь как-то мертво и стыло лежать
по-прежнему мерзнет душа
и хочется выть и царапать крышку
каленой сталью ножа.
планы сбежать провалились –
мне плохо и здесь как было всегда.
одно преимущество – больше не надо
смеяться и рвать провода.
и взвесив все это не то чтоб на вес
мальчишечьим тая пушком –
прошу вас поверить в необходимость
по венам пустить молоко.
немым
тоскую тобой тоскую!
пеленаю свой сон тобою!
влюбившись в тебя рискую
навеки проститься с любовью
и гордостью. как перед смертью
богатые трут мениски
о землю. я сожалею
о том что мы были капризны
и раны как хлеб смаковали
и нервы тянули капроном.
я буду стеречь в тебе тайну…
в немыслимо сладкий хронос
лечу поднимая руки.
фаланги непобедимы.
приснись мне чтоб стало не страшно
приснись мне чтоб стали едины.
горелову
в шахматах просто:
если мат – то мигрень.
лбы уронившие гроссы
не дают океаны взаймы.
и не замечают лоска
черно-белой тюрьмы.
а ты…
а ты – чудо-остров.
тебя обидеть что
ким ки дука заставить
встать на колени.
я цепенею от тайны в тебе
хрупкой тревожной загадки.
ты будешь таким дооолго.
и после меня будешь таким.
в шахматах бреют души.
и гамлет не столь резонен
сколь в феврале в аризоне
партия без туры.
а ты…
а ты свободен и дышишь!
три кошки в уютном доме
весну встречать наготове
как африканские львы.
в шахматах пот не принят.
линии режут линии
пересеченья отныне
зовутся глаголом «съел».
а ты…
а ты влюбляешься в дроби
и в барабанном ознобе
ликуешь диктуя сердцу
единственно нужный ритм.
и я наблюдаю это.
и чувствую – скоро лето.
но не изменится почерк
девятого дня весны.
и вот еще что:
о платьях сестер
грезят младшие братья
и будто бы ищут защиты
у бесконечной длины.
окопное
война:
за тузами черви крадутся.
ты спи не храпи
хоронись за редутом
воздухом легких беги
в калибре свинца.
из мертвых капралов
одетых в мундиры
стекают сердца
в города-побратимы
и братским салютом
куражится сын за отца.
мне нет возвращенья
как нету привала
на венах людских
той что кровь смаковала
скрываясь под пыльной
вуалью
губернского дна.