Андрей Самолёт был представителем той самой русской классической преступности, о которой пели шансонье. Сам он был откуда-то с Николаева и уже сидел до этого два раза, но только на тюрьме: до лагеря не доезжал. На третий раз повезло меньше — заехал на 8 лет. Статья у него такая же как у меня, сидит уже больше шести. Высокий, крепкий, хоть и не спортсмен. Может колоться, бухать, курить и оставаться в форме. Хитрый, осторожный, смелый, где надо. Молчаливый, но обладающий тонким тюремным юмором, что выдаёт в нём непростого парня. На лице никогда не прочитаешь эмоций, всегда хранит невозмутимый взгляд. Секция, в которой он жил, была сплоченной именно благодаря его внутреннему стержню. Помню, как-то они пытались меня укусить: подняли разговор, что якобы я сказал, что на «яму» не надо пихать сигареты, так как там сидят одни наркоманы, и те могли бы раз не уколоться, а купить себе курить. Ничего у них не вышло: не учли они моих «жидомасонских» моментов. Впрочем, уже неважно.
И сейчас Самолёт был невозмутим. Все тоже сидели молча, один Ёж разговаривал по телефону. Я внимательно слушаю и вглядываюсь в лицо Ежа, пытаясь понять результат разговора. Ясно, что речь идёт о побеге. Я забронировал себе места сразу в нескольких группах, которые пытались его заканителить…
«Блядь! Что там?! Наверно, ничего хорошего… Сука-а!» — Короче, они сказали, что не могут прям к зоне подъехать. Ночь. Обстановка неясная. Сказали, чтобы мы сами с зоны вышли и отошли километра на два, а там они нас заберут, — ДОЛОЖИЛ Ёж.
Куда идти? Перестреляют всех в темноте. Хуй его знает на кого нарвешься!
Кто-то вошёл в «локалку». Это Циклоп. Я и не заметил, что его одного тут нет.
— А что вы тут сидите?! Там всех, кто хочет бежать, собирают на шестом отряде. Сейчас за Толей Армяном приедут: кто хочет бежать — заберут, но условие одно — надо идти воевать! Владлен, где Спартак? Там Толик его просит найти, — скороговоркой выпалил Циклоп.
«Локалка» 6-го барака была уже набита людьми: почти весь лагерь, кроме тех, кто спрятался в подвале, был там. Большая часть зэков приходили прям с сумками-барыжками, видимо планируя, всё-таки, убежать со своими вещами. Некоторых я спросил, что они тут делают, и те ответили, что просто пошли куда и все.
На примере того, что произошло в 6-ом бараке во время обстрела, я стал острее понимать, что такое Божья Милость. Барак состоял из двух секций: в одной из них сломался телевизор, и все собрались во вторую — когда прилетела «градина», пустая секция со сломанным телевизором превратилась в дуршлаг. Если бы кто-то там оставался, то у него не было шанса.
Очередной штаб «побегушников» располагался в отрядной «вещёвке». Возглавлял его ответчик 4-го барака Толя Армян, который, как и я, сидел за ограбление банка. Он располагался за маленьким журнальным столиком и объяснял всем собравшимся, что сейчас приедет его двоюродный брат и заберет всех, кто согласен идти воевать, но если затем кто-то откажется — его расстреляют. Все были на адреналине, громко разговаривали, перебивая друг друга. Увидев Спартака, все расступились.
— Братан! Ты с нами? — с надеждой спросил Толик.
— Да, братан.
— Пацаны, дайте Спартак сядет, — стал разгонять собравшихся Толик.
— Ждём, через пару часов должны подъехать. Там я сказал… ты ж в спецназе служил, — говорил Толик.
— Та я так: не скажу, что я подготовлен… — скромничал Спартак.
Было видно, что с приходом Спартака, Толик как-то успокоился: в экстремальных ситуациях нужен реальный лидер, а не назначенный кем-либо. Хотя присутствие Спартака никак не помогало процессу освобождения, но штаб «побегушников» почувствовал себя уверенней.
Я вышел на улицу. Шёл дождь, но люди не расходились.
Мой друг Федя смотрел на меня, как будто я иду на расстрел. Федю амнистировали, и он должен был выйти со дня на день. Поэтому бежать не собирался.
— Ты решил всё-таки?
— Да.
— Давай, брат, удачи… — Федя обнял меня.
— Да подожди ты… Ещё ждём. Что-то чуйка у меня, что ничего не будет.
Прошло пару часов томительного ожидания, но никто так и не приехал. Люди начали потихоньку расходиться. Толик сказал, что к нам не могут подъехать из-за взорванных мостов. Возможно, всё это произойдёт по дню.
Я вернулся на барак. Оставаться на первом этаже не хотелось, поэтому решил подняться к себе на отряд. В коридоре сидел Федя, Цыган и ещё кто-то. Они вынесли нары на продол (коридор — Прим. а.) — так безопасней, в окно не залетят осколки. Цыган при обстреле поранил ногу битым стеклом, увидев свою кровь, потерял сознание. Странно устроены люди: почему всё-таки Цыган не отключился, когда рубил своего соседа топором?