Мне почему-то кажется, что Иосиф также имел неосторожность высказывать умные мысли. Однажды он поведал о том, что ему снился сон, в котором отец, мать и братья поклонились ему. После этого братья решили его убить… Родные братья. Не просто сослуживцы или соратники, а родные братья. Братва. Всех людей раздражает тот, кто умнее, тот, кто сильнее. Люди или хотят сделать такого человека царём, авторитарным лидером, либо захотят убить.
История про Иосифа даёт урок на все времена до скончания века: если ты умный и талантливый, то ты должен быть осторожен в демонстрации своих способностей, потому что окружающим людям это может не понравиться, и они захотят тебя свергнуть или убить.
Я не пил. Не нюхал разную хуйню. Не курил травы. Я не разбил ни одной машины в нашем отряде, я никуда не уходил, не предупредив командира. Я готов был выполнять любые задания на фронте. Я был всегда на связи. Начальник разведки все чаще и чаще стал давать мне поручения через голову непосредственных начальников. Это начало настораживать моих командиров, которые практически всегда отсутствовали или были пьяны.
Следующим моментом, определившим мою опасность было то, что я имел неосторожность предсказывать различные ситуации, которые могут происходить с тем или иным бойцом, основываясь на анализе его поведения. Когда всё это сбывалось в точности, я не отказывал себе в удовольствии позлорадствовать и акцентировать внимание на «а я говорил…» Я искренне желал, чтобы наш отряд был спаян железной дисциплиной, поэтому наивно полагал, что командование прислушается к моим советам. Реакция была совсем иной: не может быть рядовой боец умнее и прозорливей командиров!
Инициатором всей интриги был паренье позывным Барсучек. Пришел он к нам в отряд с каким-то пафосным позывным, но для смирения мы с Лёхой дали ему позывной, более подходивший его психопортрету: такого скряги, с большими щёчками, тянувшего всё себе в норку… Однажды, когда мы были в Новоазовске, объявили тревогу, но я, Барсучек и Ванька были не на месте — отдыхали в гостинице. Я пытался разбудить Барсучка, но его девушка с сожалением сказала, что как только они пришли, он вырубился. Разбудить не смогли. Через время она стала жаловаться подругам, что Барсучек в личной жизни «какой-то вялый». Узнав об этом, я не смог удержаться и спросил в прикол: «Барсучек, а чего тебя местные девки Вялым называют?» Все ржали с него и предложили дать запасной позывной Вялый. Такой себе шахтёрский юмор…
Обидевшись на шутку, Барсучек начал плести интриги против меня. Вот так, из-за одного неосторожного слова можно нажить себе врага. Именно он начал «открывать глаза» командиру на моё «подозрительное» поведение. Его слова попадали на благодатную почву, так как командира уже давно начало раздражать похвала начальства в мой адрес. Он ходил злой от того, что данное ему офицерское звание в ополчении никак не аттестовали в корпусе, и официально его зачислили чуть ли не командиром отделения. Смелости просто меня выгнать почему-то не было. Или, видимо, им было приятно подловить меня на чём-нибудь, чтобы лишить электоральной поддержки в коллективе из-за опасения, что мы с Лёхой перетянем часть бойцов на свою сторону.
Конечно же, никаких планов по захвату власти у меня не было. Управлять такой пьяной шаблой, в которую превратился наш отряд после долгого сидения в тылу, был способен только человек, который, скажем, был им понятен и имел свой авторитет в этом анархопьяном обществе. Более того, в отряде было много родственников и друзей детства командира — мы с Лёхой всё-таки люди пришлые. Уверен, такую ватагу смог бы привести в порядок только какой-нибудь трибунал СМЕРШа.
Вообще, последнюю неделю у меня прям пятки выворачивало уйти из отряда. Документов нормальных не было и друга не хотелось бросать. Лёха, воспитанный в самурайском духе, не оставил бы командира, так как был обязан ему освобождением из колонии. Решил терпеть и положиться на Волю Божью.
Так как повода для моей дискредитации не было, его просто выдумали.
Честно говоря, пройдя много в жизни, с такой беспринципной подлостью я столкнулся впервые.
В один из дней несколько бойцов ушли в самоволку. Один из них пьяным разбил последнюю машину, которая была в отряде (остальные тоже разбили по синьке). Затем они совершили разбой, отжав у кого-то тачку, и прострелили ноги двум гражданским. Барсучек заплёл интригу, сказав, что это я отпустил их в самоволку, когда командира не было на месте; что я уже тяну одеяло на себя и самостоятельно принимаю решения, отпускать бойцов или нет, не советуясь с командиром. Формально, наш командир не имел официальной должности, мы подчинялись ему по факту, а вот Ванька уже получил официальную должность замкомандира разведроты, Барсучек метил на взводника. Ванька слышал разговоры в штабе, что меня собирались продвигать, поэтому, боясь конкуренции, поддержал инициативу Барсучка.