Да, я еще ловила себя на том, что чаще обычного оборачиваюсь по сторонам, ища взглядом опасность. Но думала я по большей части вовсе не о себе. Я думала о Марке и о том, на что его в очередной раз подписал мой отец. Я хотела бы перестать беспокоиться о нем, перестать вспоминать его последние слова и отказ от общения со мной. Я хотела бы, но не могла. Мысли о нем прочно обосновались в моей голове, не желая оттуда испаряться.
Автобус, что довез меня до нужной остановки, был полон странных личностей. Выходя, я несколько раз поймала на себе заинтересованные взгляды, как чужачка, и даже один раз чуть не напоролась на неприятности, случайно задев локтем какого-то мелкого пацана. На вид ему было не больше тринадцати, но матерился он так, будто не меньше десятки успел провести на зоне.
Я не любила этот район. Как и все остальные жители нашего города, имеющие на своих плечах голову.
Восточка, как ее называли местные, не отличалась особенно приветливыми людьми. Раньше, когда город еще не был таким большим, здесь находилась одна из самых печально известных тюрем. Со временем ее закрыли, всех заключенных перевезли дальше за город, однако многие из них, успевшие сдружиться, выйдя на свободу, обосновались здесь же. Жилье в то время тут продавали почти за бесценок. Так, постепенно восточный район города превратился в место, рассказами о котором пугали детей, строго настрого запрещая им здесь появляться.
Мне в моем детстве тоже говорили об этом месте. Но в отличие от многих моих более доверчивых товарищей я не готова была поверить взрослым на слово. И вскоре пожалела об этом, напоровшись на каких-то ненормальных, стрелявших из травматического, как я теперь догадывалась, пистолета по расставленным в ряд бутылкам прямо посреди двора с маленькими детьми. Дальше заходить мне уже не хотелось, поэтому я просто сбежала, и не появлялась здесь точно так же, как и возле тех гаражей, где запретил мне появляться Марк.
Миновав обшарпанные трехэтажки советских времен, опустив голову вниз, не показывая своего лица, оказалась в просторном дворе. Здесь все еще стояли те железные детские городки и песочницы, которые я не видела с самого детства. Время тут будто остановилось.
На одном из пятиэтажных кирпичных домов я заметила табличку с названием улицы.
«ул. Третьякова, д. 31» – гласила она.
Как раз то, что мне нужно.
Перешагнув через попавшийся под ноги использованный шприц, с отвращением и ужасом отвернулась. Все не могло быть так плохо. Марк рассказывал, что этот район многие слишком переоценивают. И в чем-то он действительно мог оказаться прав, ведь на лавочке возле детской площадки сидели все такие же мамы с колясками, как и в центре города, а по лужам бегали вполне обычные, еще не успевшие испортиться малыши. Привычная жизнь была даже здесь.
Найдя глазами нужный мне подъезд, направилась к нему. Дверь с привычным всем домофоном была заперта, так что я впервые за все это время задумалась о том, что скажу матери Марка. Я ведь даже не была уверена, что она дома. Мы не были с ней знакомы и, вполне вероятно, меня она даже не вспомнит.
С чего мне начать?
В какой-то момент, когда я уже решилась было набрать номер нужной квартиры, дверь резко распахнулась, ударяя меня.
Отличное начало моего пребывания в родном дворе Марка.
– О, черт, прости, пожалуйста. Сильно ударил? – бросился ко мне темноволосый парень, появившийся из-за двери. Его ловкие руки успели поймать меня, потерявшую равновесие и чуть не завалившуюся на свою пятую точку.
– Еще немного и могла бы оказаться в коме, – буркнула я саркастично.
Незнакомец лишь усмехнулся. Видимо мой тон его совсем не смутил.
– Такого бы я не допустил, – произнес он своим бархатным голосом. Его золотисто-карие глаза, напоминающие солнце, тепло улыбались.
Смею предположить, что в них с первого взгляда влюблялись толпы девчонок. Вот только меня уже угораздило влюбиться в холодные пасмурно-серые.