– Да-а, коньячок был ништяк, – с по-прежнему немного задумчивым видом протянул Егор. – Мне отчень пондравился… Только, хоть убей, не помню его марку. Ты не помнишь случайно?
– Не помню, – равнодушно промолвил Никита, поправляя большое махровое полотенце, плотно облегавшее его талию и опадавшее ниже колен. – Я вообще коньяк не очень-то люблю. Крепковат.
– А вот я так уважаю коньячишко, – проговорил Егор, немного оживляясь. – В умеренных дозах, конечно.
– Ну, если в умеренных, то можно, – с тонкой усмешкой заметил Никита. – Но с нас коньяка и всего такого прочего на сегодня достаточно. А сейчас, я думаю, лучше всего чайку выпить. Перед сном, по-моему, в самый раз.
Егор безучастно кивнул и снова принялся вертеть между пальцами так и не зажжённую сигарету.
Никита набрал в чайник воды и поставил его на огонь, а затем, ещё раз поправив свою набедренную повязку и двинувшись вон из кухни, бросил на ходу:
– Пойду переоденусь.
Егор опять машинально качнул головой и, устремив взгляд в одну точку, вновь о чём-то задумался.
Через пару минут вернулся Никита, уже одетый по-домашнему – в лёгкие спортивные штаны и полосатую майку. Он снял с плиты закипевший, готовившийся засвистеть чайник и налил кипяток в чашки, после чего бросил в них по пакетику «липтон». Потом сел за стол, напротив товарища, также откинувшись на спинку стула и помешивая ложечкой горячий дымящийся чай.
Некоторое время они молчали. Каждый думал о своём, возможно перебирая в памяти события прошедшего дня, или же, скорее всего, вновь, на этот раз мысленно, переживая странные и таинственные происшествия, случившиеся с ними по пути домой.
Подтверждением последнего были слова Никиты, первым нарушившего молчание и заговорившего о том, что, по-видимому, занимало его сейчас больше всего.
– Ты знаешь, – медленно, не очень твёрдо произнёс он, глядя куда-то в сторону, – у меня почему-то такое ощущение, – сам не знаю, откуда оно взялось, – что… в общем, что я уже видел его когда-то…
– Кого? – покосился на него Егор.
Никита не ответил, уверенный, что приятель сам отлично знает, о ком идёт речь.
Егор, сразу же догадавшись, кто имеется в виду, чуть усмехнулся и, отхлебнув из своей чашки, поинтересовался:
– И где ж это, любопытно знать, ты мог его видеть?
– Не помню, где и когда, – Никита задумчиво нахмурил лоб, словно пытаясь проникнуть мыслью в далёкое прошлое. – Знаю только, что где-то когда-то, может быть, очень давно, видел. Его одежда, фигура, взгляд, – согласись, их, раз увидев, уже трудно забыть, – сегодня с самого начала показались мне знакомыми.
– Какой там ещё взгляд? – хмыкнул Егор. – Мы и рожи-то его поганой так и не увидели.
– Однако он смотрел на нас! – стоял на своём Егор, немного подавшись вперёд. – Смотрел всё время, как только заметил нас, не упуская из виду ни на миг. С этим, надеюсь, ты не будешь спорить?
Егор не стал спорить и лишь проронил с равнодушным и небрежным видом:
– Чего не померещится со страху.
Никита, видимо не рассчитывая убедить друга в своей правоте, не стал продолжать этот разговор и, снова откинувшись на спинку стула, устремил взгляд за окно, в разлитую там плотную непроницаемую тьму, навалившуюся снаружи на стёкла и, казалось, готовую выдавить их своей густой чёрной массой и заполнить ею ярко освещённое помещение.
Друзья опять немного помолчали и задумались – на этот раз, вероятно, об одном и том же.
Через минуту-другую безмолвие нарушил Егор. Сделав ещё несколько глотков чая и поставив полупустую чашку на край стола, он с лёгким удивлением на лице проговорил:
– Вот чего я действительно не могу понять, так это почему же он всё-таки не попытался догнать нас и вдруг ни с того ни с сего остановился, дал нам уйти?
И так как Никита продолжал молча глядеть в окно и не проронил ни звука, Егор сам ответил на свой вопрос:
– А я так думаю: устал он просто. Выдохся. То с бомжом возился, то за нами гнался, – а может, и до этого ещё чем-нибудь в том же духе занят был, – вот и притомился, бедняга, решил передохнуть малость. Видать, и он не железный, несмотря на свои солидные габариты…
В этот момент его бродивший по кухне взгляд упёрся в циферблат круглых настенных часов, висевших над буфетом, и он, прервав сам себя, присвистнул:
– Ух ты! Полвторого уже! А я и думаю: чё это у меня глаза слипаются и в башке гудит… Да, засиделись мы с тобой. Щас вот ещё сигаретку выкурю – и отбой.
– Только, пожалуйста, в окно, – хмуро взглянул на него Никита. – Мне твой дым тут не нужен.