– Да хоть куда-нибудь, – проговорил Никита, трогаясь с места. – Только б подальше от этого…
Ускоренным, неверным шагом они двинулись дальше по пустой полутёмной улице, без определённого направления, продолжая то и дело тревожно оглядываться кругом и обмениваясь тихими репликами.
Миновав вереницу частных домов и достигнув ближайшего перекрёстка, они обратили внимание на расположенный там небольшой продовольственный магазин, который, в отличие от прочих торговых заведений, встречавшихся им на пути, был открыт – из его окон лился тёплый желтоватый свет, резко отличавшийся от обычного мертвенно-бледного ночного освещения витрин.
– Глянь-ка, работает, – сказал Никита, присматриваясь к этим живым сияющим окнам, сразу бросавшимся в глаза среди окружающей темноты и безлюдья. – А я и не знал, что это ночник.
– Ночник, – кивнул Егор. – Только я никогда тут ночью не был.
– Так, может, зайдём, – предложил Никита. – Может быть, там есть люди.
– В два часа ночи вряд ли.
– Ну, продавцы-то, как минимум, должны быть, – настаивал Никита и, не дожидаясь согласия товарища, направился к магазину.
Егор чуть помедлил, будто сомневался в правильности такого решения, однако всё же последовал за другом, предварительно ещё раз внимательно оглядевшись по сторонам.
В магазине, как и следовало ожидать, не было никого, кроме молодой миловидной продавщицы, со скучающим выражением лица стоявшей за кассой, что-то писавшей и время от времени лениво переговаривавшейся со своей не видимой приятелям напарницей, глуховатый голос которой отзывался из подсобки. Она скользнула безразличным взглядом по ночным посетителям, зевнула, прикрыв рот ладошкой, и, вздохнув, вернулась к своему монотонному, очевидно, не слишком увлекавшему её занятию и периодически возобновлявшемуся диалогу с незримой подругой.
Спутники, для вида побродив вдоль прилавков и стоек и рассеянно поглядев на груды совершенно ненужных и неинтересных им сейчас товаров, подошли в конце концов к окну и с куда большим вниманием стали вглядываться в расстилавшуюся за ним густую застылую тьму, лишь частично рассеиваемую бледным уличным освещением.
– Может, и зря мы сюда запёрлись, – проговорил Никита после небольшого раздумья. – Магазин виден со всей округи – и мы в нём, наверно, тоже. Не поискать ли нам места поукромнее?
Егор пожал плечами.
– Куда уж укромнее была твоя хата. А он и там нас как-то вычислил и едва не достал.
– Ну, не знаю… – Никита замялся и бегло огляделся вокруг. – Только я чувствую себя здесь как-то неуютно. Будто на виду.
– Но ты же сам пошёл сюда, – криво усмехнулся Егор. – Никто тебя на верёвке не тянул.
– Так что ж нам делать?! Куда идти? – неожиданно громко воскликнул Никита, так что продавщица на секунду оторвалась от своих записей и исподлобья зыркнула на них. – Может, выйти наружу, поднять ручонки кверху и сдаться на милость этому упырю? Только вряд ли он помилует…
– Чё ты орёшь, придурок? – зашипел на него Егор. – Нашёл время истерить! Стой спокойно и держи себя в руках, пока я тебя не успокоил!
Никита хотел что-то сказать, но не успел, так как в этот момент в магазине внезапно погас свет и они оказались в полной темноте, в которой сразу же раздался недовольный голос продавщицы:
– Валя, что там со светом случилось?
Однако Валя на этот раз не откликнулась. Из подсобки не донеслось ни звука.
Продавщица окликнула напарницу ещё раз. Та опять не отозвалась. Продавщица вполголоса ругнулась и направилась в подсобку.
Едва в помещении потух свет, приятели тут же почуяли неладное. Странное молчание невидимой напарницы, до этого довольно разговорчивой, ещё больше усилило их подозрения. После всего пережитого в эту ночь нервы их были так напряжены, чувства настолько взвинчены, воображение так разыгралось, что малейшего, самого незначительного повода было достаточно для того, чтобы вывести их из себя и приготовиться к самому худшему. Замершие и напрягшиеся, готовые ко всему и в то же время робко надеявшиеся, что это не то, о чём они оба подумали, стояли они у окна и не сводили глаз, понемногу привыкавших к темноте и начинавших смутно различать отдельные предметы, с распахнутой двери в подсобку, за которой исчезла продавщица.
Но так как увидеть они ничего не могли, им приходилось довольствоваться тем, что они слышали: лёгкие удаляющиеся шаги продавщицы, небольшая пауза – и приглушённый отрывистый вскрик, изумлённый и испуганный, как если бы она увидела что-то неожиданное и страшное. Затем послышалась какая-то глухая невнятная возня, грохот, шум падающих предметов, как будто в глубине магазина завязалась ожесточённая, отчаянная борьба. И, наконец, раздался короткий пронзительный крик, быстро перешедший в протяжный, понемногу замиравший стон и хрипение. И этот тихий жалобный стон, сливавшийся с жутким предсмертным хрипом, стал постепенно приближаться к друзьям, сопровождаемый тяжёлой, каменной – до боли знакомой им – поступью.