Егор мрачно осклабился.
– Даже если б тут висел пудовый амбарный замок и железный завал, как на моём сарае, это всё равно бы его не остановило. Я вообще сильно сомневаюсь, что существуют двери и замки, способные его остановить.
– Ну, остановить, конечно, вряд ли, – задумчиво проговорил Никита. – Но хотя бы задержать…
С этими словами он двинулся в противоположный конец класса, где в углу за книжным шкафом находились мусорное ведро, веник и швабра, и, вернувшись оттуда с последней, просунул её в дверную ручку.
– О да, это серьёзная преграда! – усмехнулся Егор. – Теперь уж он наверняка не пройдёт!
Но Никита не собирался ограничиваться сделанным. Пошарив глазами вокруг, он приблизился к первой в крайнем ряду парте и, ухватившись за края, потащил её к двери. Поставив её поперёк входа, направился к следующей парте и таким же манером поволок её туда же.
На этот раз на помощь к нему пришёл Егор, до этого скептически следивший за усилиями приятеля. Вдвоём они поставили вторую парту на первую, а затем, решив, что этого недостаточно, взгромоздили наверх и третью. Образовавшееся не слишком устойчивое сооружение попытались укрепить стульями.
Закончив работу, они отступили на несколько шагов и некоторое время хмуро разглядывали хрупкую конструкцию, практически полностью загородившую дверь. И одновременно чутко прислушивались к царствовавшей снаружи тишине, каждый миг ожидая уловить в ней знакомые звуки, не сулившие им ничего хорошего.
Но ничего не уловили. В пустой школе господствовало глубокое, никем и ничем не нарушаемое безмолвие, которое должно было закончиться лишь через пару часов, с началом нового, последнего на этой неделе, учебного дня.
– Как это ты умудрился открыть её? – поинтересовался Егор, кивнув на забаррикадированную дверь. – И почему выбрал именно этот кабинет?
Никита слегка улыбнулся.
– А ты что, забыл разве? Тут всегда был какой-то левый замок. Я частенько открывал его без ключа. Нажать там надо чуть-чуть, потом дёрнуть немного – и готово, дверь открыта. Помнишь?
Егор мотнул головой.
– Не, не помню. Давно дело было.
– Какое там давно? – хмыкнул Никита. – Всего чуть больше года прошло. Я так всё прекрасно помню.
– А я нет, – сказал Егор и, повернувшись к напарнику спиной, направился в глубь класса. – Что было, то и было. И нечего вспоминать. Смотреть надо только вперёд!
Никита пожал плечами.
– Но и назад иногда не лишне поглядывать, – заметил он и, ещё раз окинув взглядом загромождённый вход, двинулся следом за приятелем. – Порой это бывает полезным. Вот как сейчас…
Пройдя между рядами парт, они расположились на краю класса, возле окна. Некоторое время молчали, о чём-то думая и рассеянно глядя вокруг, на отлично знакомую им, ещё не успевшую стереться из памяти обстановку кабинета русского языка и литературы, смутно различимую в сумраке, – три ряда парт, учительский стол, длинная коричневая доска, два книжных шкафа у задней стены, а над ними – пыльные портреты каких-то писателей, имена и произведения которых Никита и Егор знали лишь очень приблизительно. Наверное, даже в самом страшном и бредовом сне им не могло бы привидеться, что они спустя год с небольшим после окончания школы вновь окажутся здесь при таких невероятных, чудовищных обстоятельствах.
– Вот уж не думал, что так скоро вернусь сюда снова, – озвучил Никита мысль, очевидно, владевшую сейчас ими обоими.
Егор, задумчиво глядя куда-то в угол класса, молча кивнул.
Никита, мельком осмотревшись, слабо улыбнулся.
– Я только что заметил, что случайно – или нет – сел за ту самую парту, за которой мы с тобой когда-то сидели. Помнишь?
Егор опять не ответил, а Никита, словно эта мысль была ему приятна, откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и с интересом, будто впервые, принялся оглядывать просторное помещение, наполненное тьмой – густой в глубине и понемногу бледневшей и рассеивавшейся возле окон. Медленно переводя взгляд с предмета на предмет, он, казалось, всё дальше уходил от настоящего момента – страшного и не обещавшего впереди ничего отрадного – и с удовольствием погружался в не слишком далёкое, ещё живое и по-прежнему немного волновавшее его прошлое, связанное с окружавшей его сейчас школьной обстановкой.
Однако когда его рассеянный, замутнённый розовыми воспоминаниями взор упёрся в сооружённую ими баррикаду напротив двери, короткая иллюзия мгновенно закончилась. Ностальгическая улыбка сползла с его лица, лоб прорезала глубокая морщина, взгляд вновь сделался озабоченным и тревожным. Он беспокойно заёрзал на стуле, пожевал губами и тихо произнёс: