Так, один за другим, не отводя друг от друга острых, пристальных взоров, они постепенно оставили позади обширную, выложенную серыми плитами площадку, на краю которой осталось лежать неподвижное Егорово тело, миновали квадратный постамент с высившейся на нём массивной статуей вождя и, спустившись по широким мраморным ступеням, достигли тротуара, тянувшегося вдоль пересекавшей площадь улицы. И здесь продолжили своё немного странное движение: лицом к лицу, один – ползком, задом наперёд, с трудом волоча за собой одеревенелую, отёкшую ногу, другой – расслабленной, вальяжной походкой, с частыми короткими остановками и выразительным, будто насмешливым и издевательским, покачиванием головой.
Но, добравшись до обочины, Никита вдруг остановился, нахмурил брови и, упёршись руками в землю, начал приподниматься.
– Ну всё, хватит! – прошептал он, скрипнув зубами и побледнев ещё больше от дикой боли, пронзившей его, едва он потревожил повреждённую ногу и попытался, вставая, опереться на неё. – Довольно ползать на карачках перед этой мразью. А то он вон, кажется, уже смеётся… башкой своей трясёт… Не надо смеяться надо мной… не надо… Я сумею встретить смерть не хуже Егора. С высоко поднятой головой, глядя ей в лицо… прямо в глаза!
Преодолевая неимоверную, буквально рвавшую его боль, он всё же встал во весь рост и взглянул на преследователя, также остановившегося напротив него, на другой стороне тротуара, в упор, сосредоточенным, хмурым взором, в котором, казалось, уже не было больше страха, смятения, трепета, а только безразличие, усталость, холодная, угрюмая обречённость. И в то же время как будто какое-то странное, мрачное любопытство, стремление увидеть, что же сейчас будет, узнать наконец тайну загадочного убийцы…
Около минуты они недвижно, каждый замерев на своём месте, стояли друг против друга, разделённые лишь не очень широким тротуаром, буравя один одного пронзительными, застылыми взглядами и будто ожидая чего-то…
Но, прежде чем нанести своей жертве последний, смертельный удар, неизвестный, словно почувствовав тайное, невысказанное желание Никиты, решил напоследок открыть своё так долго и тщательно хранимое им инкогнито. Очевидно, он время от времени открывал его лишь тому, кто был обречён и сразу после увиденного должен был умолкнуть навеки, унеся с собой на тот свет в качестве последнего жизненного впечатления облик убийцы. Он тряхнул головой и, медленно подняв руки, лёгким, небрежным движением отбросил капюшон назад.
Наверное, Никиту, в его нынешнем положении, трудно было удивить и испугать больше, чем он уже был испуган. Однако неизвестному это удалось, на что, вероятно, он и рассчитывал, выставляя напоказ своё обличье. Увидев его, Никита вздрогнул, будто от удара током, побледнел ещё больше и невольно отшатнулся, ступив на проезжую часть. Словно позабыв о распухшей, адски болевшей ноге, он стал понемногу пятиться назад, не отрывая изумлённых, буквально вылезших на лоб глаз от незнакомца и шепча дрожащими, пепельными губами:
– Да-а… да… я догадывался… я знал, что ты не человек… Я подозревал, что ты выполз из преисподней… Только не рассчитывай, что тебе удастся утащить меня с собой… Я не дамся тебе живым!
Точно услышав эти тихие, едва уловимые слова и опасаясь, что обессиленный, уже практически находившийся в его руках противник в самый последний момент может ускользнуть от него, чёрный человек, секунду помедлив, двинулся вслед за ним.
Никита был уже почти на середине дороги, когда до его слуха внезапно донёсся шум приближающейся машины – первый за долгое время живой звук, нарушивший тишину раннего утра. Ни на миг не отводя взгляда от наступавшего на него врага, он чуть скосил глаза и заметил боковым зрением, что со стороны школы к площади приближается большой междугородный автобус.
Незнакомец же, по-видимому, не обратил на показавшееся невдалеке транспортное средство ни малейшего внимания, – очевидно, всё оно без остатка было поглощено в этот момент Никитой, к которому был прикован его пронизывающий, горящий взор. Взор хищника, зверя, маньяка…
Едва заметив подъезжающий автобус, Никита, будто сообразив что-то, вместо того чтобы ускорить шаг и побыстрее покинуть проезжую часть, неожиданно остановился посреди улицы, словно внезапно обессилев и не в состоянии двигаться дальше.
Водитель автобуса, видимо обнаружив замершую на его пути неподвижную фигуру, посигналил.
Никита не пошевелился, будто не услышал ни сигнала, ни нараставшего шума стремительно близившейся машины.