Его ритуальный нож опустился к раненому стрелку, и небрежным движением чиркнул того по горлу. Кровь плеснула наружу прибойной волной - словно вместо человека на полу лифтового холла лежал огромный пакет с плазмой, на который наступил великан. Алая жидкость не вела себя, словно обычная жизненная влага, льющаяся из смертельной раны - не пятнала желтоватые пластиковые панели пола, не хлестала во все стороны частыми брызгами, и никак не прекращала свой ток. Вместо этого, она лилась вверх, отрицая гравитацию и здравый смысл, лилась, формируя огромное тело астрального жителя, призванного взбешенным магом. Великого духа крови.
Чудовищная магическая тварь забурлила окрашенным в алое кипятком, и последний из живых ацтланских стрелков, на свою беду оказавшийся слишком близко к ней, лопнул, словно переполненный воздушный шарик. Его кровь, кратким ливнем оросившая лифтовой холл, тут же потянулась в сторону фигуры воплощенного духа - гуманоидной, обозначенной грубыми мазками багрянца на ткани реальности. Неровный конус тела, длинные руки, то и дело идущие волнами, словно струи текущей крови, и вытянутое лицо - не то клюв хищной птицы, не то маска чумного доктора. Поглотив неосторожного союзника, ужасный дух повернулся к врагам.
Угольно-черный шарик фетиша, сбереженный Марко с самого приезда в Ханчжоу, заскакал по полу с гулким стуком, и замер, чтобы распуститься ревущим пламенным цветком взрыва. Две могучие стихии сошлись, вцепившись друг в друга мертвой хваткой. Алая жидкость пыталась задушить огонь в текучих объятиях, а яростное пламя превращало кровь в кровавый пар, в окалину сухих хлопьев, бессильно парящих в раскалившемся воздухе, в мелкий, невесомый пепел. Два великих духа постепенно угасали, истощая силы друг друга, и вскоре, об их схватке напоминало только огромное пятно гари на полу.
- Остановите его! - отчаянно закричал Марко, указывая на фигуру воина-орла, движущуюся вглубь этажа, перебежками от укрытия к укрытию. Он даже забыл на мгновение о все еще активной “сети разумов”, спеша предупредить товарищей об опасном враге, ничуть не утратившем боеспособности, и явно замыслившем нечто опасное для команды Шэньсяня.
Его вопль, казалось, остался без ответа - Василий Баринов менял барабан автоматической винтовки, Чжоу Дань все еще рубился с двумя ацтланскими воинами, а дрон Чэнь Суйцзинь находился слишком далеко, и, к тому же, истратил все боеприпасы на свой впечатляющий огневой натиск. Но тут в дело вступила та, о которой забыли свои и чужие - прикрытая телом и магией Шэньсяня Моника Шефер.
Две автоматические турели, фланкирующие массивную дверь в исследовательский сектор этажа, внезапно ожили, и, уставив спаренные стволы пулеметов на мага крови, разразились громом коротких очередей. Ацтланер, не ожидавший предательства от механических союзников, громко захрипел, и, неловко пошатнувшись, осел на пол, зажимая кровящие раны на торсе. Марко вздохнул было с облегчением, но тут от лежащего мужчины прянуло вперед облачко алой взвеси, окутавшее турели. Те смялись с тяжелым скрежетом, словно раздавленные в кулаке невидимого великана. Ацтланский маг, тем временем, поднялся, и, шустро ковыляя, скрылся за тяжелыми дверями, провожаемый запоздалой очередью, исторгнутой автоматом Василия.
- За ним! - снова забыв о телепатии, вскрикнул Марко. - Не даем ему уйти - он все еще опасен!
Теневики, потрепанные скоротечным боем, последовали его надрывной команде. Изрубивший своих противников в куски Чжоу Дань болезненно кривился, но мечи держал уверенно - длинные порезы, темнеющие багровым на его торсе, не остановили упрямого адепта. Суйцзинь спешно печатала что-то на комлинке, и в такт перестуку ее пальцев, на корпусе ее металлического помощника открывались новые секции, щетинясь разнообразным холодным оружием. Василий Баринов, не пострадавший в сшибке с ацтланерами, держал наготове верный автомат. Моника, чья кибердека уже сказала свое веское слово, отсоединила кабель от датаджека, и взялась за пистолет-пулемет.
Но прежде чем товарищи успели приблизиться к двери исследовательского сектора, та распахнулась сама, явив глазам теневиков странную фигуру. Одетый в серую робу мужчина зашагал вперед, дергаясь сломанной куклой. Его белые, незрячие глаза пялились в никуда, а лицо, изъеденное язвами и рытвинами, выглядело так, словно его хозяина долго макали головой в чан с кислотой. В ярком свете потолочных ламп блестело золото широкого, фигурного ошейника, сковывающего шею неизвестного.