Я отпускала его с чистым сердцем.
- Лондон всегда становится точкой соприкосновения судеб, - Сен-Жермен все еще сидел рядом, за моей спиной, точно боясь увидеть творение рук своих. И это спасало меня, потому что рана давно исчезла, оставляя лишь тонкий розовый рубец, - Поэтому я встретил его, как давнего друга. Пропустить парочку бокалов вина, как в былые времена.
Бенедикт возвратился раньше срока. Бледный, похудевший, но я не придала этому значения, когда он сказал, что всего лишь подхватил глупую простуду в пути. Всего лишь лечила его, как лечила Аластора или Амелию. Простуда – это меньшее, что могло случиться в 1788 году.
- Он рассказывал о своих детях и о том, что ты навсегда осталась в его сердце. Глупый романтик, как можно верить женщинам, этим безмозглым созданиям, созданных только для мужского удовольствия? - удивительно, как его мнение со временем совершенно не изменилось. Как же так получилось? – Так легко было заговорить его, чтобы незаметно подмешать ему яд в бокал.
Состояние его ухудшалось с каждым днем. Лихорадка становилась сильнее, температура его тела повышалась и когда я лежала рядом с ним, казалось, будто рядом пылает солнце готовое вот-вот сжечь меня. В беспамятстве он умолял никогда не покидать его, а я обнимала его все крепче, обещая, что пройду с ним все дороги и ни разу не подумаю о том, чтобы развернуться и уйти прочь.
- И теперь ты будешь гнить в могиле, так же как и он.
Я держала его руку, пока он умирал у меня на глазах. Потухал, точно свечка. И казалось, что надежды не существует. Ни сейчас, ни вчера, ни завтра. Это лишь слово. Сборище букв, что ломало, а не поддерживало. И самое ужасное, что я все равно продолжала надеяться. Рвала на себе волосы, в кровь царапая лицо сломанными ногтями и умоляя, умоляя, умоляя.
Будь со мной. Ты не можешь, не можешь умереть. Открой глаза, вдохни и будь со мной.
- Такая вот история.
Я ломалась в истерике, крича так, что пропал голос – раздирая глотку, точно это могло освободить меня от боли. Но ничего не помогало, вся я – стала одним сплошным мучением. И я знала, что это никогда не закончится. Гнев – вот мой спутник. Точно разрушенный Фобос у Марса.
И это стало пиком. Я сильнее сжала пистолет и быстрым, резким движением повернулась к Уитмену, чтобы приставить дуло к его лбу. Теперь мы оба были на одном уровне, смотрели друг другу в глаза. Только в отличие от меня, Уитмен смотрел на меня совершенно растерянно. Точно ребенок, перед которым неожиданно воскресла его любимая игрушка, которой он недавно оторвал голову. Образ, что совершенно не вязался с тем серьезным человеком, коим он себя воображал.
Шах и мат.
Вот он, ключевой момент моей жизни, Бенедикт.
Чувство мести, что нашло адресата. Я искала его слишком долго ради тебя.
Я поднималась на ноги, точно слаженный механизм, поднимая за собой и Уитмена. На автомате он сделал пару шагов назад, но дуло все еще смотрело в его испуганное лицо. Осторожно я убрала мокрые от крови волосы назад и обнажила горло, чтобы он видел, во что превратилась та рана, которую нанес его клинок.
Но на самом деле заставляя смотреть его в самую глубь. Рана, что он нанес мне двести с лишним лет назад, превратилась в меня – монстра, что жаждет расплаты за содеянные грехи.
- Тебе следует научиться думать, прежде чем говорить. Даже у мертвых есть уши.
Уитмен все еще молчал, явно пытаясь справиться с шоком. Пытаясь разобраться, что же делать дальше. Его побег только что накрылся медным тазом.
- Ты прав, этот день пришлось ждать слишком долго. Но с другой стороны у меня было 224 года, чтобы разработать все до мелочей.
Уитмен попытался сделать еще один шаг в сторону, туда, где лежала его сумка, где непременно лежало бы хоть какое-нибудь средство самозащиты, но я тут же сняла пистолет с предохранителя, заставив его вернуться на прежнее место. Он слишком любил свою шкуру, чтобы потерять ее сегодня.
- С 1788 года, с того самого дня, как Бенедикт умер у меня на руках, я ждала этого момента.
- Так ты возомнила себя ангелом мщения? – с усмешкой спросил Уитмен, стараясь сохранить больше времени для раздумья, заговорив меня тем, что меня волновало больше всего.
- Возможно, - невозмутимо ответила я, - Есть грехи, которые нельзя прощать, Сен-Жермен.
Он нервно вздохнул, но не двинулся с места.
- Ой ли, – прошипел он, делая шаг вперед, переборов минутный страх перед пулей. Но вот только и она тоже была лишь разыгранным спектаклем. Он сделал еще один шаг, уже улыбаясь, справившись с ситуацией, - А что ты можешь рассказать о своих грехах, Гвендолин? Как ты оказалась в 1788?
- В конце концов, я оказалась вдвое умнее. Неужели ты так и не понял, Леопольд?
Столько раз рушила планы, столько раз путала все карты – поглощенная лишь одной целью в жизни. Уничтожить то, что уничтожает меня. Сен-Жермен затих, чтобы через секунду рассмеяться, заставляя меня вздрогнуть. Он смеялся и смеялся, пока смех его не превратился в мерзкое хихиканье.
- Значит, я был прав. Тогда, в Болгарии, ты чуть ли не выдала себя с головой. Но я был поглощен своими делами, чтобы додумать все и сложить цифры.
Едва ли меня можно было не заметить, когда я неслась по освещенному лишь факелами подземному коридору, ведя за собой Шона – тогда первого заместителя Темпла. Сен-Жермен, уже тогда в 1867ом живший под фамилией Уитмен, поймал его, когда тот пробрался в его лаборатории, чтобы найти тайник с сокровищами магии. Шон был моим первым лучшим другом, после смерти Бенедикта, от того я отправилась спасать его, не подумав о последствиях. Именно тогда, то кольцо Гидеона спасло нам жизнь, когда всего на секунду, оно выдержало натиск каменной плиты, которая закрывала нам проход из подземелья. Тогда-то Сен-Жермен и увидел мое лицо в свете пламени. Всего на секунду.
- Я просто положился на теорию, что это игра воображения.
- А на деле я всегда была за твоей спиной. Вернулась обратно, прожила свою жизнь и умерла бы, оставив бессмертие тебе, но ты испортил все сам. Ты убил его. И дал мне повод прожить 271 год, чтобы вновь оказаться с тобой лицом к лицу. Глупый-глупый Леопольд, - подначила я, улыбаясь. Но прежде, чем я смогла сказать что-то еще, комнату озарило голубым светом, чтобы передо мной тут же появился Гидеон, позволив Уитмену, ожидавшему такой поворот событий, прыгнуть мне за спину и обхватить меня руками, вновь приставив ко мне нож, но только уже к спине, в области сердца. Не раздумывая, он надавил на рукоять клинка, распоров кожу, но промахнувшись, задев лишь мышцы. Осознав это, я схватила из рукава тонкую шпильку и проткнула Уитмену руку, что позволило мне вырваться чуть вперед и со всей силы ударить локтем ему в лицо, разбивая нос. Тот сразу на автомате сделал шаг назад и оступился о собственный стул у рабочего стола, осел на пол, а я тем временем вновь подняла пистолет и направила на него. Кровь продолжала впитываться в платье, ослабляя мою хватку, заставляя ноги подкашиваться от слабости, но я все упрямо стояла, не позволяя ране затянуться.
- Гвенни, - послышался голос Гидеона, но будто сквозь толщу воды. В растерянности я помотала головой из стороны в сторону, стараясь отогнать наваждение и сфокусировать взгляд на Уитмене, который пытался остановить кровотечение из носа, подняв подбородок и смотря на меня лишь краем глаза.
- Тебе нужно к доктору, - продолжал говорить де Виллер, но я не слушала его, продолжая смотреть на человека, сидящего напротив.
- Не хватает духу, Ворон? – насмешливо спросил Уитмен. Я сильнее сжала пистолет, не понимая, почему же не могла выстрелить, а лишь продолжала смотреть на него, будто это могло утолить мою жажду. Зубы стучали точно от холода и мне, наверное, все-таки было холодно, потому что я умирала. В очередной, уже не вспомнить какой раз.