Мои слова, судя по всему, ввергли его в ступор. По крайней мере, по его лицу не было видно, что у него уже есть заготовленная фраза на этот случай. Всегда приятно разбивать всякую стратегию таких сластолюбцев, как граф.
- Что Вам угодно, милорд? – тут же исправляю я положение. Что-то же ему нужно было. Я была уверена на сто процентов, что за такой гонор меня бы давно придушили Хранители моего века. А уж Джордано давно бы собственноручно казнил меня прямо на месте за неподобающее поведение перед лицами выше меня по положению. Но, к моему счастью, в моих руках не было веера, чтобы опозориться так, как я позорилась перед ним, не в состоянии выучить, как же держать его так, чтобы никто не подумал, что я вот уже битый час хочу отлучиться в туалет или не называю его чванливым идиотом.
- Просто хотел навестить наш ненаглядный Рубин, миледи, - улыбается он, и я наконец-то вспоминаю его имя. Бенедикт Бенфорд какой-то-там-по-счету.
Он снова и снова задает мне вопросы, усевшись на землю по ту сторону от камеры и уперевшись спиной к стене. Спустя полчаса я замечаю у уголков его глаз невозможное количество морщинок. Лесли всегда говорила, что такие морщинки появляются у того, кто слишком много улыбается. Даже говорила, что Шарлотта оттого и выглядит как Снежная королева, потому что улыбается редко и лицо у нее застывшее. Но иногда оно принимает змеиный оскал.
Вопросы сыпались один за другим. Кто я, что я люблю, какие у меня увлечение, что я могу сказать о своей семье, о будущем, правда ли, что все изменится так, что города будет совсем не узнать, отменят ли рабство. Но каждый раз вопросы возвращались лишь к одному. Кто же я такая?
Едва он уходит, вместо так долго ожидаемого уединения, приходит невыносимое чувство одиночества. Этой ночью мне уже не снились мои радужные сны. Вместо этого, мне снилось, будто кто-то каждый раз захлопывал передо мной дверь посреди темноты, едва я добиралась до нее. Едва я прикасалась к деревянной ручке, как она исчезала и дверь оказывалась на том же расстоянии, что и раньше, к тому же, снова совершенно открытая.
Утром я вскочила как ненормальная, однако, уже не свалилась на пол, как в первые два дня. За это время я уже изрядно соскучилась по солнечному свету. А все, что мне оставалось делать, это обхватить коленки руками и ждать, пока боль утихнет. Моими-то слезами впору уже было затопить всю камеру. Желудок неприятно саднило, голова гудела, и мне казалось, что вот-вот и я умру. То ли от голода, то ли от безызвестности.
Что же делают Хранители в 21 веке? Неужели они не могут найти меня здесь, разве в хрониках не должно быть записано, что именно в этом году к ним в ложу ворвался Рубин, нахально врущий и нахально «неодетый»? От вопросов, однако, не становилось лучше.
Постепенно мне начинало казаться, что на помощь никто не придет. Моя кровь уже есть в хронографе, Гидеон будет только рад, что ему больше не придется лгать или извиняться за свою ложь. Наверное, мама будет скучать. И Ник с Каролиной. Возможно, даже леди Ариста расстроится, но не покажет виду. Всем остальным же не будет дела до пропавшей девчонки, которая только и умела приносить неприятности. От такой мысли я снова разревелась.
- На какое-то мгновение мне стало страшно, что ты тут умираешь.
Граф снова стоял у решетки. Я мысленно бросила ему «Почему бы тебе «не умереть» отсюда как можно быстрее?». Но вместо этого, он лишь продолжал стоять там и наблюдать за тем, как я стараюсь тыльной стороной ладони вытереть непрекращающиеся слезы. Однако, до моего носа доходит приятный аромат выпечки.
- Я принес тебе поесть, - он поставил у решетки небольшую корзинку и я, даже не раздумывая над правилами приличия или всякой прочей дребени, бросилась в ее сторону и вытащила оттуда изумительные на вид булочки с сахарной пудрой, которые тут же оказались у меня во рту.
Тот момент, когда я съела все, я даже не успела заметить. Но неожиданно корзинка оказалась пуста.
Теперь мне нещадно хотелось пить. Будто прочитав мои мысли, граф протянул мне стеклянную бутылочку и ухмыльнулся, когда я тут же выпила ее до дна. Позже я уже заметила, что за то время, что я ела, граф уже умудрился усесться на расстеленный на полу плед. И снова начались вопросы. Но теперь ни один из них не был о чем-то постороннем. Он спрашивал все обо мне. Что я люблю, с кем общаюсь, что хотела бы делать в будущем, мой любимый цвет. И если поначалу мне и казалось это странным, но три дня изоляции привели меня в неописуемое состояние. Граф же выводил меня из этой тьмы хоть ненадолго, и я была рада таким разговорам. В конце концов, я даже начала задавать свои вопросы. И он охотно на них отвечал. Наверное, это могло продолжаться вечно.
Но едва я успела понять, что мне хотелось бы и дальше разговаривать с ним, как в коридоре появляется тот самый старик, который засадил меня сюда. Вслед за ним, в совершенно непринужденной походкой, уверенно следовал Он.
Граф Сен-Жермен.
Иллюстрация к главе: http://static.diary.ru/userdir/2/7/0/2/2702624/79086158.png
========== Конец первого дня. Гидеон ==========
Scio me nihil scire.
«Я знаю, что ничего не знаю». Латинское изречение.
Я проснулся от того, что подо мной неожиданно исчезла софа, и я тут же рухнул с пятидесятисантиметровой высоты на пол.
Merde!
От такого резкого пробуждения не сразу вспоминаешь, где ты, что происходит и какой это год.
Оглядевшись, я понял, что уже нахожусь в комнате с хронографом. И это, ни более - ни менее, 2011 год. В хранилище никого не было, но лампочка ярко горела, вызывая резь в глазах.
Итак. Надо собраться мыслями.
Этим утром, после бессонной ночи, когда я узнал из документов Пола, что Гвен грозит опасность. Тогда я решил поговорить с ней, но она убежала в слезах, а потом исчезла в неизвестно где.
От этих воспоминаний, я резко сел и прислонился к холодной стене.
Господи, надеюсь, с ней все хорошо! Она уже вернулась? Здорова?
Я посмотрел на часы: 9 часов вечера. Думаю, ее уже увезли домой. Надеюсь, Фальк не сорвался на нее, как обычно.
Я потер глаза: чувствовал себя разбитым и уставшим, спать хотелось еще больше, не смотря на то, что я благополучно продрых три часа в 48 году. Помню, мне снился дикий сон, почему-то казавшийся страшным, а теперь местами смешным.
Я снова был на суаре в 18 веке, и там были все: мама, брат, Фальк, мистер Джордж, Уитмен, доктор Уайт, леди Ариста и даже тот толстый мужичонка, кричавший фальцетом в рацию. Не было только одного человека – Гвендолин. Я помнил панику и страх, с которыми искал ее в этой душной толпе и все никак не мог найти. Наконец, увидев графа Сен-Жермена, подошел к нему, потому что во сне был уверен, что он знает, где она.
- Здравствуй, мальчик мой, - засмеялся он так весело, будто был пьян. – Ты ищешь Гвендолин?
- Да, я ее потерял и не могу найти.
- Так вот же она! – еще больше развеселился граф и указал на Шарлотту, стоящую рядом с ним, одетую почему-то в костюм для фехтования. Она была, как всегда хороша, и мило улыбалась мне.
- Нет. Это же Шарлотта. А где Гвендолин? Моя Гвендолин, второй путешественник во времени?
- Ну, я говорю тебе, вот Гвендолин. А Шарлотта потерялась! – граф еще сильнее зашелся в смехе и все остальные вместе с ним.
Стало страшно. Меня хотят обмануть! Я начал убегать от графа, пробираясь сквозь толпу, двигался к выходу, к лестнице. И тут у балюстрады стояла она. Увидев меня, Гвен заулыбалась чистой и искренней улыбкой.
- Гвен! Ты где была? Все думают, что ты Шарлотта, а Шарлотта – это ты… Ты странно одета, Гвен. Почему на тебе мужской камзол?
- Знаешь, я тут подумала, что мне нравится здесь. И я остаюсь.
Тут я осознал, что под «здесь» она имеет в виду не просто суаре.
- Как остаешься?
- Ну, знаешь, все же готовили Шарлотту к путешествиям, а меня нет. И я подумала, зачем буду мешать?
- Гвен, а как же я?
- Дама сказала, что хочет остаться. Что здесь не понятного? – вдруг неожиданно из-за ее спины, со шпагой наготове, вышел Ракоци. Я посмотрел вверх лестницы, ведущей в зал, и увидел, что все стоят со шпагами и смотрят на меня. Впереди всех горделиво стоял граф.