– Теоретически, – охладила я ее пыл, – да, конечно, обе от коней дерби-класса, должны бы выигрывать раз за разом, но Батька, пардон, Убий-батько, не умеет ездить на арабских лошадях, а ученик Мязга тем более. Разве что лошади сами по себе придут.
– Придут! – решительно заверила меня Моника. – Если у меня есть хоть капелька представления о лошадях, они не могут не выиграть. Не знаю, которая, они более-менее одинаковы.
Этернит был фаворитом, на Жабу ставили мало, видимо, из-за ученика Мязги, который снижал ее ценность. Я поставила на всякий случай и на них, в триплете у меня их не было, я начинала Куявским. Рупор прогремел воззвание к пану Завейчику, которого просят зайти в секретариат. Старший комиссар Ярковский поймал меня под лестницей.
– Это что такое? – спросил он, мотнув головой в сторону иерихонской трубы.
– Гонсовская, та девушка, которая хочет его найти, я же вам говорила, – объяснила я. – Я ей сама посоветовала, чтобы она искала по радио, потому что он может быть всюду.
– А что она про него знает?
– Да почитай, что ничего. Это все ее тетка. Как я поняла, это теткин бывший воздыхатель, а ныне друг жизни. Мне что, надо познакомиться с теткой?
– Нет, упаси вас Бог. Мы уж как-нибудь своими силами справимся…
Я хотела было спросить, разговаривали ли они с этим Завейчиком вообще, но тут к Ярковскому обратился кто-то незнакомый, – а я увидела, как лысый с кудряшками направляется к кассе по двести тысяч. Меня вдруг страшно заинтересовало, на что он поставит, я бросила Ярковского и помчалась за Фигатом. Он поставил на то же самое, что и Моника Гонсовская. Три-четыре, Этернит с Жабой.
– Вы когда возвращаетесь в свой Лонцк? – спросила я наверху у Моники.
– Да я все время там. Только в ноябре перееду в Варшаву. Я вчера приехала, потому что тетка звонила, она страшно разволновалась из-за этого Завейчика и потребовала, чтобы я ей помогла, но завтра я возвращаюсь. Разве что она упрется, чтобы я осталась… Я собираюсь возвращаться, скажем так, но начинаю сомневаться, что это у меня получится.
– Может, найдется этот Завейчик…
– Метя заканчивает двумя лошадьми, тройкой и четверкой, – сообщила мне Мария. – Дай-ка мне эту железяку для бутылок. Этернит фаворит, а лучше бы Жаба. Болека могу пропустить.
– Гарцовник, господа, Гарцовник! – возвестил пан Здись. – Тут выигрывает Гарцовник! Будет два-шесть!
– И ухо от селедки! – рассердилась я. – И от жилетки рукава! Соецкий, как же'..
– А Этернит что? – ехидно поинтересовался Вальдемар. – Ногу сломает?
– Шестерка, почитай, уже висит! – твердо изрек пан Эдя.
Моника Гонсовская наклонилась ко мне.
– А почему они говорят «висит»? Я все слышу и слышу – «висит». Простите, вы не могли бы мне объяснить?
– Это на табло. То есть на такой там штуковине около судейской вышки вывешивают результаты, номера лошадей, которые выиграли. То есть не вывешивают, а всовывают в такие рамочки, но называют это «висит, кто выиграл». А в разговоре остается только одно «висит».
– А" понимаю…
– Для араба вес не имеет значения! – упрямился пан Здись. – Даже если и так…
– На короткую дистанцию! – не выдержал Юрек. – Это же тысяча восемьсот!
– Ну вот именно! Гарцовник! Пятьдесят пять кило!
– Лысый с кудряшками поставил то же самое, что Метя, – сообщила я Марии. – Я случайно подсмотрела, за двести три-четыре. Этернит с Жабой. Что-то мне кажется…
– Мне уже все везде кажется, – перебила меня Мария, просматривая свои триплеты. – Ты можешь посмотреть" что я тут натворила? Погоди, у меня тут проходит Болек… Но два я начинаю Жабой и один Этернитом. Болеком – ни одного!
Я заглянула в ее программку.
– Снова не поставила то, что записывала?!
– Да не успела я протолкаться! Диктовала по одной лошади и опять напутала! А квинта показалась мне дорогой, и я ее урезала, Боже мой…
Из квинты, которую она заранее себе выписала, три лошади уже пришли первыми, а теперь она записала Жабу, Этернита и Куявского на Фикусе. Шанс выигрыша был огромный, а квинта вся состояла из фуксов.
– Чего у тебя нет?
– Как это чего? Сарновского я выкинула! Слишком дорого показалось!
– Ну да. Скупой платит дважды…
– И что тут делать с таким ботинком, теперь-то уж и сапожников нет…
– ., русские продают у Дворца культуры. Это для пищеварения, а это от насморка. За гроши купить можно!..
– Дешево вам это самоубийство обойдется…
– Ну что они там копаются, на десять минут уже опаздывают!
– Бухгалтерия не успевает…
Флажок махнул, арабы послушно вошли в стартовые машины, рванули почти одновременно. Пан Здись бушевал насчет Гарцовника до половины прямой, я начала уже зубами скрипеть, потому что чертов Гарцовник свободно лидировал, оторвавшись на пару корпусов. На половине заезда ситуация резко переменилась.
– Выходит Этернит, затем финиширует Жаба с Албанцем, – говорил рупор. – Этернит, Албанец, Жаба, Этернит, Жаба…
– Давай, Жаба! – завопили одновременно Юрек и Мария.
– Вон этого Албанца, куда лезешь, кретин! – бормотала я себе под нос.
– Есть! – вопил какой-то тип за спиной Вальдемара. – Два-пять!!! Давай, два-пять!!!
– Милостивый государь, какие два-пять, три-четыре вдут! – взбесился Вальдемар, резко повернувшись к нему. – Что вы мне в ухо ревете всякую чушь!
– Ну да, три-пять идут!..
– Ослепли они все, что ли? – рявкнул горестно пан Эдя.
– Есть! – крикнул Юрек. – На тройку не ставили!
– Албанец третий! – упрямо сказал пан Здись. – Вот, пожалуйста, совсем близко!
– Близко, близко, – согласился полковник. – Корпусов восемь будет…
– Мы с Метей закончили! – с облегчением вздохнула Мария.
Моника Гонсовская снова выиграла. Очередной мой триплет черти взяли, но последовательность у меня была. Туманные ощущения в сердце стали постепенно превращаться в четкие соображения. Я перевернула страничку в программке и посмотрела на пятый заезд.
Несомненно, на самой лучшей лошади ехал Вишняк. Он уже пару раз лошадей придержал, ему удалось прийти третьим и четвертым, что было большим искусством. Теперь у него был конкурент в виде Куявского на Горгоне, но я могла ручаться, что Сигнал лучше Горгоны. Придет на нем Вишняк или нет? Он, конечно, должен быть фаворитом, невзирая на предыдущие, худшие заезды. С ним в компании будут еще двое, эта Горгона с Болеком и Томбола Капуляса. Немного усилий – и Вишняк снова придержит Сигнала за ними, спрашивается, пойдет ли он на эти усилия."