В комментариях игроков звучала нота тяжкого разочарования. Целия страшно подвела, поломала всем все на свете, а пришли фуксы.
– И кто же, интересно, мог ставить на Флориана? – удивлялся пан Мариан. – Последний, ну, предпоследний… Никак он не получался! Кто же на это ставил?
– Я ставил, – победно объявил Юрек. – Я начал им триплет.
– И я на него ставила, – удовлетворенно сказала я.
– На Флориана? Да откуда, скажите на милость, вы его взяли?!
– Перемена жокея. Единственная оказия для лошади…
– Да, верно, ведь это не Дерчик! Ну, если Дерчик не едет…
– А что, это не Дерчик? – живо заинтересовалась Мария. – Слушай, а ведь я на него по ошибке поставила!
Я вдруг вспомнила про Дерчика. Он по-прежнему висел надо мной в виде нерешенной проблемы. Я уже открыла было рот, чтобы рассказать о нем Марии, но поскорее закрыла его снова. Она была доктором медицины, врачом по призванию, пусть не практиком, а теоретиком, но на все вопросы здравоохранения она реагировала совершенно неукротимо и немедленно помчалась бы к этому Дерчику неизвестно зачем. Только нервы себе попортила бы, и все. Я посмотрела еще раз на директорскую ложу и в тот же миг увидела входящего в нее директора. С кресла я вскочила очень резво.
– Дерчик сегодня не едет, – поспешно сообщила я ей вполголоса. – Если еще успеешь, то поставь триплет на тех лошадей, на которых он должен был ехать, можно со мной в складчину, а я должна кое-что тут с директором выяснить, это очень срочно. Начиная с четвертого заезда, потом он должен был ехать в шестом, а посередине – стенка.
– Ты уверена?
– Абсолютно!
– Так дай мне деньги, а то я уже все истратила…
Я сунула ей в руки двести тысяч злотых и выбежала.
– Мне, право, совершенно не хотелось бы вмешиваться не в свои дела, – сказала я директору очень осторожно сразу же после обмена приветствиями, используя то обстоятельство, что директор как раз был один. – Но я не знаю, в курсе ли вы, что за фонтаном в барбарисе лежит Дерчик. Может быть, с ним нужно что-нибудь сделать, потому что сам по себе он на ноги не встанет.
Директор был человеком очень спокойным и на редкость уравновешенным. Никакого удивления он не выказал.
– Дерчик лежит в барбарисе? – повторил он задумчиво. – Вы в этом уверены?
– Я его собственными глазами там видела. Узнала эти его волосы и даже немножко веснушки. Похоже, что он вроде как неживой.
– И вы считаете, что он там до сих пор и лежит?
– По всей вероятности. Я никому про это не говорила, ждала вас. И криков ужаса тоже не слыхать было, так что скорее всего его не нашли.
– А в каком месте это было?
– За фонтаном, ниже в зарослях, под таким огромным кустом барбариса. Может быть, конечно, он просто в дымину пьяный, но я лично предполагаю нечто худшее. Я вам об этом просто на всякий случай говорю.
– Большое спасибо, – ответил директор и покинул свою ложу.
Я была больше занята игрой и теми возможностями, которые открывались в связи с внезапными изменениями в расписании заездов, чем самим Дерчиком, но время от времени все же поглядывала в сторону фонтана. Там появился руководитель бегов, пан Крысь; он поднялся по ступенькам и величественным шагом направился по лужайке к фонтану. Очевидно, директор направил его в подозрительный район для проверки моего сообщения. Меня, конечно, интересовало, что будет, когда он вернется, и я искренне намеревалась не пропустить этот момент, но порочная страсть к игре оказалась сильнее.
Мария продиралась сквозь толпу возле касс на триплеты, а я смотрела на лошадей в паддоке. Трехлетки, чистокровные. Троянка явно нервничает, приплясывает. Кремень еле ползет и еще копыта приволакивает. Кремень – конь Липецкого, и, кабы это был заезд по конюшням, я бы поставила на него все, что у меня есть, потому что ежели в заезде по конюшням конь Липецкого выглядит так, словно уже сдох, то он просто железно выигрывает, но ведь тут заезд второй группы. Черт его знает, что с ним сделает этот сатана Сарновский, ведь если он до сих пор коня не придерживал, то я – китайский император! Бальбина вообще не считается, Диодор, Теорбан, Шайка, ну да, выглядят они все очень неплохо… Начинается осень, значит, первыми прийти должны кобылы. Настурция вон в пене, либо извелась вся, либо ей глюкозу дали, еще Гвардия и Героник. Я никогда не ставлю на коней, у кого клички на "Г" начинаются – линия какая-то у них такая, что они приходят первыми максимум раз в год…
Я решилась на Троянку, Кремня и Настурцию, добавила к ним – совершенно бессмысленно! – Шайку, причем Троянку поставила первой. Потом вернулась наверх. Мария пришла намного позже меня.
– Сарновским я заканчиваю, – сказала она философски. – Посмотри, это я поставила по ошибке, у меня перепутались заезды, должно было быть начиная со второго, а я поставила – ты только посмотри! – с первого. Вышло у меня – Эйфория, Флориан и Кремень, а должно было быть – Мимоза, Троянка и Сарняк.
– Мимоза не пришла, чего жалеть-то!
– Нечего. Как там Кремень, а то я не успела посмотреть?
– Очень хорошо, никто на него не ставит, он должен прийти.
– Не ставят?
– Совсем.
– Значит, у него есть шанс. Но это уж что-то слишком большая везуха!
– Не знаю, не знаю.., вспомни, как покойник пан Артур выигрывал по субботам страшные фуксы, а потом выяснилось, что он играл по воскресной программке. Ты успела с этим триплетом?
– Успела. Дерчик, стенка и Дерчик. А кто едет в шестом?
– Не знаю, не смотрела.
Откуда-то вернулся Метя и сразу дал о себе знать сатанинским смешком. Он оповестил нас, что придет Бальбина.
– Метя, ты рехнулся? – в ужасе спросила я. – Ведь это самая худшая лошадь в заезде!
– Неважно. Давай, Бальбина!
– А что сделает Троянка? – спросила со злостью Мария. – А Кремень? А Диодор и Шайка что? Ноги поломают? Метя, прекрати!
– Давай, Бальбина!
– Марысь, врежь ему от меня, – попросила я. – Ты к нему ближе сидишь.
– Врежу, честное слово, – пообещала Мария. – Метя, перестань меня нервировать, я тут по ошибке за миллион триплет поставила, а ты мелешь невесть что! Успокойся!