Как лихо сочиняет, подумалось Лавровскому. Лёвушка, судя по всему, это князь Лев Сергеевич Голицин. Недавно появившееся шампанское из его завода "Новый свет" знатоки ценили наравне с лучшими французскими сортами.
Выходя из сада, Нина прикрыла лицо короткой, густой вуалью. Извозчик, нанятый у входа в "Фантазию", оказался тем самым Семёном, который вез вчера
Малинина в сыскное.
— Она? — шёпотом спросил его Сергей.
— Ага, — ответил тот, — баронесса…
Выяснилось, что баронесса остановилась в "Лоскутной" гостинице. Гостиница эта, не смотря на своё неблагозвучное название (а получила она его от одноименного переулка, возле которого находилась) считалась одной из лучших в Москве.
По широкой лестнице, с перилами фигурного литья, поднялись на второй этаж. Нина занимала роскошный двойной номер. На улице было ещё светло, а здесь, от тяжелых занавесей и ковров, царил приятный полумрак.
— Располагайтесь, господа! — любезно предложила женщина. — А я сейчас распоряжусь.
Когда они остались вдвоем, Алексей указал взглядом на дверь в другую комнату, прошептал:
— Там кто-то ещё. Осторожность не помешает.
Сергей понимающе кивнул, достал револьвер, положил рядом с собой и прикрыл цилиндром.
С подносом, на котором стояли бутылки и бокалы, вернулась Нина. Друзья взглянули на неё и обомлели. Из всей одежды на женщине был только перстень с изумрудом.
— Что же вы, господа, до сих пор одеты? — как-то игриво-осуждающе, покачала она головой. — А ещё говорят, что только дамы не могут обойтись без услуг камеристки… Даша помоги!
В комнату впорхнула ещё одна молоденькая женщина. В отличие от Нины, пухленькая, светловолосая и голубоглазая. А вот одета она была точно так же как баронесса — в костюме Евы…
Из "Лоскутной" они вышли ближе к полуночи.
— А ниточка-то оборвалась, — устало вздохнул Лавровский — Свальный грех, французская любовь и никакого тебе хипеса.
— Ты бы посмотрел, на всякий случай, у тебя все на месте? — предложил Сергей, ощупывая карманы.
— Похоже всё. Хотя опасался, что откусят.
— Да ну тебя, в самом деле! Деньги? Часы? Проверь…
— Даже не подумаю. Ты на доску в вестибюле посмотреть догадался? — спросил Алексей, имея в виду обязательные для всех гостиниц доски при входе, на которых мелом записывали фамилии постояльцев.
— Нет, — смутился Сергей, поняв свой промах. — Не до того было.
— А я посмотрел. Баронессу нашу зовут Александра Михайловна, — Алексей замолчал, заранее предвкушая, какое впечатление сейчас произведёт на друга.
— А фамилия?
Лавровский назвал одну из самых аристократических фамилий:
— Так что ни какая она не баронесса, а светлейшая княгиня…
Малинин жил у Рогожской заставы, у сестры, бывшей замужем за купцом из старообрядцев. Идти туда было далеко, да и не хотелось.
— Переночую у тебя? — попросил он Лавровского — А то приду с амбре, сестра пилить будет. Больно уж она боится, что я как батюшка, сопьюсь.
— Конечно, ночуй! — согласился Лавровский.
Ночная прохлада приятно освежала, спать расхотелось. Малинин даже принялся мурлыкать под нос довольно игриво переделанную песенку о девицах пошедших однажды в лес:
Я хочу вам рассказать, рассказать,
Как стрелочек шел гулять, шел гулять…
И вдруг предложил:
— Сегодня Байстрюков в сыскном дежурит. Давай к нему в гости заглянем?
Алексей встретил это предложение без особого восторга. Байстрюков калач тертый. Его как спившегося Емельянцева или вахлоковатого купеческого сына Лубенцова, на "арапа" не возьмешь.
— А мы к нему, как Феодосиев говорит, с деловым предложением нагрянем, — развивал свою мысль Сергей. — Бумаги, мол, очень интересные имеются — и про него, и про переписчиков, а главное — про американца. Согласны уступить. Тысяч, эдак, за пять. Вот и придет к нам тот, кто за всем этим стоит.
— Придет… или пришлет, кого по наши души, — задумался Алексей. — Ладно, пошли в Большой Гнездниковский.
Однако поговорить с Байстрюковым им не пришлось. Хотя в эту ночь они увиделись.
Глава 10. НОЧЬ НА ТВЕРСКОМ БУЛЬВАРЕ
По Тверской, подняв клубы пыли, промчалась "пара с отлётом" — длинногривый и длиннохвостый, серый в яблоках коренник и такая же пристяжная. Это был выезд полицмейстера 2-го отделения, полковника Н.И.Огарёва, вызывавший восхищение всех настоящих лошадников. В новенькой рессорной коляске сидел сам Николай Ильич — высоченный и широкоплечий, с запорожскими усами, почти до середины груди. Москвичи знали, что он не пропускает ни одного крупного пожара в городе. Поэтому Малинин резонно предположил: