— На пожар полетел.
— На пожар, — Лавровский, с сожалением, посмотрел на свой светлый сюртук. Писать обо всех пожарах святая обязанность любого репортёра из отдела происшествий. Алексей решил. — Иди в мой номер, отдохни. А я в Тверскую часть — узнаю, где горит.
Но в это время рядом с ними остановилась пролетка, в которой сидел полный мужчина средних лет, с круглым добродушным лицом и хитрыми цепкими глазами. Одет он был в вицмундир судебного ведомства. Они сразу узнали судебного следователя по особо важным делам Московского окружного суда, надворного советника Василия Романовича Быковского.
— Везучий вы, Алексей Васильевич, — поздоровавшись, сказал он. — Другие репортёры по городу как волки рыщут, а вам "жаренное" само в руки идет. Я ведь на убийство еду.
Он хохотнул, поняв двусмысленность последних слов.
— А почему не участковый следователь? — спросил Лавровский.
— Не в его компетенции. На Тверском бульваре кого-то из сыскной полиции убили. А, согласно циркуляра министерства юстиции, теперь такое расследуется не по территориальной принадлежности, а исключительно судебными следователями по особо важным делам… Садитесь, довезу до "Пушкина". А дальше уж вы сами — там недалеко. Не дай бог, начнут судачить, что Быковский "Московскому листку" протежирует.
Любезность следователя имела весьма прозаическое объяснение. Василий Романович любил лошадей и игру. Алексей часто встречался с ним на бегах и если имелись надёжные сведения, полученные от наездников, то всегда подсказывал "верную лошадку".
Доехали до памятника Пушкина, открытого на Тверском год назад. То ли потому, что поэт был большим любителем любви, в том числе и продажной, то ли ещё по каким неведомым причинам, но, примерно в то же время, бульвар облюбовали проститутки, "те дамы", как называли их москвичи. Впрочем, сейчас женщин видно не было. Зато, в свете редких фонарей, издали бросалась в глаза большая группа мужчин, в основном в мундирах, возле одной из скамеек.
Кроме Огарева и Быковского, они увидели помощника начальника управления сыскной полиции, титулярного советника Николаса, пристава 2-го участка Тверской части Раскинда, местного околоточного надзирателя Афанасьева, и маленького, толстенького врача из Тверского полицейского дома. А на скамейке сидел, откинувшись к её спинке, и словно спал, рыжеусый молодой человек. Из груди торчала рукоятка ножа.
— Байстрюков! — узнал Малинин.
— А вам, что здесь надо, господа? — подошел к ним Николас. — Прошу немедленно покинуть место происшествия. Афанасьев!
— Полно вам, батенька, — вмешался Быковский. — Нам все равно нужны понятые. Не этих же дам записывать?
В тени деревьев, боязливо жались друг к другу несколько женщин, за которыми приглядывал дюжий городовой.
— Подойдите ближе, господа, — продолжил следователь. — И так, приступим…
Алексей подумал, что одной "верной лошадкой" в это воскресенье не обойдешься. Обязательно надо подсказать Василию Романовичу победителей в двух — трех заездах, заслужил.
Осматривая место происшествия, Николас обратил внимание на окурки, валявшиеся на земле:
— Странные какие-то папиросы.
— Это не папиросы, — поправил его Быковский. — Сигареты. Изобретение господина Филиппа Мориса, американца… Турецкий табак… Ручная скрутка… Не каждому по карману, между прочим…
Из карманов убитого были извлечены часы, изрядная пачка кредиток, пухлая записная книжка. Полистав её, следователь обратился к полицейскому начальству:
— Весьма любопытные записи, весьма… Вот, например, сегодняшнее число: "Танька Гладкая — 2 руб., Настя Модистка — 3 руб.50 коп., Верка Рыжая -1руб.50 коп.". Господин Николас, погибший у вас на какой должности состоял?
— Полицейский надзиратель. Проше говоря — штатный агент.
— А я думал — счетовод, — насмешка блеснула в глазах Быковского.
Все свидетельницы оказались "билетными", то есть занимающиеся проституцией на законных основаниях, зарегистрированные в полиции и имеющие специальные документы — "желтые билеты".
Рассказывали они одно и то же. Впрочем, видели они мало. Байстрюков сидел на скамейке. Подошел мужчина, которого они раньше здесь никогда не встречали. Высокий, плотный, русоволосый.
— Во что одет был, запомнили? — задал очередной вопрос Быковский.
— Да вот как они, — Танька Гладкая, миловидная низенькая толстушка, из фабричных. указала пальцем на Лавровского с Малининым. — Сразу видно, не из простых. И голос такой весёлый, ласковый…