— Какое такое предложение? — удивленно спросил Дмитрий Дмитриевич Сонцов.
Приезжев рассказал, что ещё зимой известный предприниматель и банкир Лазарь Соломонович Поляков обратился к администрации общества с предложением — взять тотализатор в аренду, "на откуп", как говорили раньше, сроком на пять лет. При этом общество лишалось бы права вмешиваться в дела тотализатора, которые он обещал вести на свои средства. Зато получало бы ежегодно по 50 тысяч рублей. Законам Российской империи, заверял Поляков, все это не противоречит.
Сонцов возмутился, и даже сорвался на крик:
— Почему я, как старший член общества, впервые об этом слышу? Кто дал вам право решать не советуясь? Тем более предложение, заслуживающее внимания…
Александр Александрович Стахович брезгливо поморщился:
— Откуп на бегах? Сразу вспоминаются, не доброй памяти, водочные откупы. Деньги нам, само собой, нужны, но эти будут плохо пахнуть…
Едва успокоили разошедшегося Сонцова.
Колюбакин вытер вспотевший лоб и обратился к Лавровскому и Малинину:
— Вот видите, какие дела… А вы ничего определенного так и не разузнали.
— Почему это не разузнали? — тут же ответил Алексей. — Кроме того о чем вам было доложено ещё вчера, мы установили, что злополучную записку Терентьеву подложили на конюшне. Кто именно, сказать пока не могу. Впрочем, в этом не наша вина — во вторник вечером меня на конюшню не пустили, хотя вы и обещали распорядиться.
— Ох, совсем забыл, — смутился Колюбакин. — Так езжайте, голубчик, туда прямо сейчас.
— Я с вами, — предложил Иволгин. — А то опять, чего доброго, не пустят. А я там свой человек.
Глава 14. "СВЯТОЙ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕК" И КУХАРКА
— Садитесь, Алексей Васильевич. С ветерком прокачу! — предложил Иволгин, подходя к кабриолету, в который был запряжен крупный вороной жеребец с белой отметиной на лбу и такими же "чулками".
— Красавец… Призовой? — залюбовавшись им, спросил Алексей.
— С брачком. К иноходи, шельмец, склонен. И никто его на правильный ход поставить не может. Впрочем, если бы не этот порок — мне его не видать, не по средствам. А так, Коля Коноплин почти даром уступил… Если не секрет, почему вы считаете, что компрометирующие бумаги подложили Терентьеву на конюшне?
— Да какие у нас с вами секреты, Аркадий Аркадьевич — одно дело делаем. Оказывается, Мишка сюртук и штиблеты с Масленицы не носит, на поддевку с сапогами перешел.
— Вот как, — удивленно приподнял брови Иволгин. — А я внимания не обратил… Но не допускаете ли вы, что Терентьев, действительно связан с этими… как их там… народовольцами?
— Не допускаю.
— Почему? Лондонская "Таймс" пишет, что среди анархистов в Европе много люмпенов.
— А мы с вами не в Европе живем! В России… Наших бурлаков, фабричных и золоторотцев в политику и калачом не заманишь… Довелось мне с ними пообщаться в юности.
Сказал и тут же, мысленно выматерил себя. Вот уж, на самом деле, язык мой — враг мой.
— Но каким же образом, вы рассчитываете выяснить, кто виноват? — продолжал расспрашивать Иволгин.
— Да я и сам ещё не знаю. Тут уж как карты лягут… Вы лучше поделитесь, что ещё интересного рассказывал Скандраков?
— Пришло письмо без подписи, в котором сообщалось о возможной связи Терентьева с цареубийцами. Произвели обыск…
— Письмо по почте пришло? Или принес кто?
Иволгин пожал плечами.
Призовая конюшня Колюбакина находилась на Башиловке. Некогда роскошное здание обветшало и давно нуждалось в ремонте. И это, и то, что половина денников пустовала, подтверждало слухи о пошатнувшемся финансовом положении Александра Васильевича.
Служащие собрались во дворе. Было их немного: управляющий, он же старший конюх Матвей Попов, два конюха, сторож и кухарка, миловидная круглолицая женщина лет двадцати с небольшим. Алексей обратил внимание на её покрасневшие, заплаканные глаза.
— Все собрались? — спросил он.
— Афонька! — крикнул Матвей — Иди сюда.
Из конюшни вышел юноша, почти мальчик. Не заметив посторонних, он радостно зачастил:
— Дядя Матвей! А Грозная меня признала. Вспомнила, знать, как я её антоновкой кормил… Может и сложится у нас с ней езда. Глядишь, и без Михаила Васильевича справимся.
Лавровский заметил, как налились слезами глаза кухарки. Как там французы говорят — ищите женщину. А чем чёрт не шутит? Поэтому сказал намеренно жестко:
— Придется справиться — в Сибирь пойдет Терентьев. А виноват один из вас.