Алексей взял в руки бутылку, посмотрел этикетку:
— "Капитан Морган", ямайский ром. Не отравлен, надеюсь? Может быть и сигаретой угостите?
Коля Американец восхищенно цокнул языком:
— Всегда знал, что репортеры пронырливые ребята. Признаюсь, даже подумывал, в свою компанию кого-нибудь, вроде вас, привлечь.
— А Емельянцев вам не подошёл? — усмехнулся Алексей.
— Кто? — наморщил лоб Американец, припоминая. — А, этот пьяница, из
"Русских ведомостей". Да я его и не видел никогда. С ним, Байстрюков, царство ему небесное, общался… Ладно, к делу. Сколько вы хотите за все бумаги? Три тысячи устроят?
Он вытащил толстую пачку радужных сторублёвок и небрежно бросил её на стол.
— Ну, согласны?
Уверен, что я сейчас от жадности все на свете позабуду, подумал Алексей, не на того напал, паскуда. Он услышал, как скрипнул паркет за спиной. Не дожидаясь нападения, швырнул в Американца бутылку, перевернул стол и, вскочив, резко развернулся. К нему подкрадывался человек в синем извозчицком халате. Лавровский перехватил занесенную для удара руку с кастетом и, со всей силы, врезал нападавшему в челюсть. Тот осел на пол. Грохнул выстрел — Алексею обожгло плечо. А вслед за тем ещё несколько выстрелов — это ворвался в комнату с "Наганом" в руках Малинин.
— Ранен? — спросил он Алексея.
— Ничего, — ответил тот. — Чуть зацепило. А вот сюртук придется новый покупать.
Коля Американец сидел в кресле с перекошенным от боли лицом — Малинин прострелил ему обе руки. На полу валялся револьвер, очень внушительного вида.
— "Кольт", — подняв его, сказал Малинин. — Американский.
— Ваше счастье, щенки, что меня Карась обезножил, — прошипел Коля. — Обоим бы шею свернул.
— Обыщи его, — предложил приятелю Малинин. — Может ещё какое оружие имеется.
Другого оружия не нашлось. Зато какое-то письмо и план заинтересовали Лавровского.
— Любопытно, весьма любопытно, — сказал он, пряча бумаги в карман.
Вскоре дом шумел, как потревоженный улей. Полицейские, жандармы, агенты в штатском, Скандраков, Медников, который в этот раз был одет как дворник. Приехал и судебный следователь по особо важным делам Московского окружного суда Василий Романович Быковский.
Посетителей подпольного игорного дома, после составления протокола, отпустили. Колю Американца, графиню Оршанскую, лакея и человека в синем извозчицком халате, оказавшегося Андреем Чесноковым, арестовали.
Лавровский и Малинин были, как говорится, героями дня.
— Метко стреляете, сударь, — похвалил Сергея Евстратий Павлович Медников. — Да и не только стреляете… Какой дурак вас из сыскной выжил?!
Быковский, наклонившись к самому уху Алексея, шепнул:
— Должок за мной. Если угодно, заезжайте завтра, записную книжку почитать.
— Угодно, — охотно согласился Алексей. — С утра и заеду.
Скандраков ограничился было крепким рукопожатием, но излишняя скромность, в число недостатков репортёра Лавровского, не входила.
— Услуга за услугу, господин подполковник. Кто написал донос, точнее ложный донос, на Терентьева? — спросил он.
— Да будет вам известно, все материалы агентурных разработок относятся к секретному делопроизводству. За разглашение меня и со службы…
— Меня не интересует фамилия, — перебил Алексей. — Только подчерк. Похож?
Он достал из кармана сюртука роскошную записную книжку в сафьяновом переплёте, с золотым тиснением. Раскрыл её.
Скандраков взглянул мельком и тут же изрёк:
— Нет. Здесь как курица лапой накарябала. А то письмо, кстати, без подписи, писал человек в совершенстве владеющий каллиграфией. Думаю, такому писцу в любом министерстве были бы рады.
Роскошную записную книжку с дарственной надписью подарил Алексею на Рождество князь Дмитрий Дмитриевич Оболенский.
Глава 24. …А МЫ И САМИ РАЗБЕРЁМСЯ
Заседание комиссии сорока, Московского Императорского общества любителей конского бега, было назначено на три часа пополудни. Но на первую половину дня у Лавровского дел было намечено предостаточно. Утром он зашел к Карасёву. Аристарх Матвеевич уже знал о том, что случилось накануне.
— Спасибо, утешил старика, поймал злодея, что в моем доме своевольничать надумал, — пробасил он. — Пусть мазурики знают — с Карасёвым шутки плохи. Но уж больно рисково, Лёша, ты действовал, чудом вы с приятелем уцелели.
— Да если бы вы его утром не обезножили, — согласился Алексей, — могло и иначе сложиться.
— Не только в этом дело. Револьвер Американца подвел. У него ведь "Кольт" был образца 1851 года, его ещё "морским" называют. Мощная штука, убойная — 38-го калибра. Всем хорош, да только каждый раз после выстрела курок вручную взводить надо. А у Сергея Сергеевича "Наган" самовзводный…