— Коньячку нам сообрази и закусить.
После нескольких рюмок, генерал пришёл в благодушное настроение:
— Ох, и ловкачи, вы, ребята! Мне о вас кое-что порассказали. Я ведь и в охранном отделении побывал, и в окружном суде, в полиции с людьми надежными, из наших питерских, потолковал. Всё, небось, разведали? Только приезда Долгорукова ждёте, чтобы доложить?
— Почти все, — уточнил Лавровский. — Рассказывать, действительно, преждевременно.
— Раз так, то и не надо, — не стал настаивать генерал. — Этим балаболам сообщите, когда время придет. А мне, честно говоря, и ни к чему голову забивать — политики в этой истории, слава богу, нет.
— Как это нет? — возмутился Малинин. — Разве Никольский не брал денег от революционеров?
Черевин рассмеялся:
— Взять-то взял, да надул их. Письмо Тихомирову прислал издевательское. С разбойниками, пишет, у вас не вышло, теперь с проститутками попробуйте… Коля Никольский шутник преизрядный! Ещё на Кавказе этим прославился. Мы ведь с ним вместе в 20-м стрелковом батальоне служили. В моей роте был.
Смысл издёвки Малинин понял. Ещё в университете ему довелось читать, ходивший по рукам, "Катехизис революционера", написанный Михаилом Бакуниным. Брошюра эта для достижения поставленных целей призывала революционеров объединяться с разбойниками и проститутками. Да, похоже, настоящую русскую жизнь великий бунтарь Бакунин и его ученики знали плохо.
Черевин был явно в превосходном настроении. Воспользовавшись этим, Лавровский попросил:
— Петр Александрович, ваше содействие требуется.
— В чём именно?
Лавровский объяснил.
— Толково, — согласился генерал. — Пойдём, что ли в зал, хватит им из пустого в порожнее переливать. Обедать уж пора.
При появлении грозного генерала споры смолкли. Алексей протянул Колюбакину пакет, запечатанный сургучными печатями:
— Спрячьте в несгораемый шкаф, Александр Васильевич. Пусть до завтра там полежит.
Николай Сергеевич Пейч, не скрывая радости, одобрил:
— Наконец-то вняли голосу благоразумия. А то я уже твердить устал — хранить у себя такие бумаги небезопасно, всякое может случиться.
— В пакете бесценные документы, — со значением сказал Черевин. — Они указывают на подлинного зачинщика всей этой мерзкой истории. Надеюсь, здесь их сохранность обеспечена?
Пейч, отвечающий за охрану ипподрома, заверил:
— Не сомневайтесь, ваше превосходительство. Несгораемый шкаф не хуже, чем в банке Ротшильда — в Лондоне покупали… Вечером все двери беговой беседки запираются на замки. Ночью бега охраняют смотритель и двое сторожей.
— Так, хорошо… А ключи от всех дверей у кого имеются? — спросил Черевин.
— У меня, Павла Павловича и смотрителя бегов, — доложил Пейч.
— Ну, в вас с господином Приезжевым я не сомневаюсь. а вот смотритель… Мы вот как сделаем, для надежности. Заберите у него ключи — пусть у меня пока побудут… А теперь и к Тестову пора — давно я его поросят с гречневой кашей не едал…
Перед отъездом, Черевин незаметно передал ключи от беговой беседки, изъятые у смотрителя, Алексею.
Посмотрев ему в след, Лавровский проворчал:
— Нет, чтобы с собой пригласить к Тестову. С вечера маковой росинки во рту не было, а в кармане — вошь на аркане.
Малинину тоже жутко хотелось есть, сейчас он бы и от рубца с гороховым киселём из "Праги" не отказался. По опыту зная, что в таких случаях лучше всего заняться чем-нибудь интересным, спросил:
— Так кто, по-твоему, за бумагами придёт? Феодосиев?
Вместо ответа, Лавровский протянул ему лист писчей бумаги:
— Читай.
— "Нет нужды перечислять всё полезное, что сделал я, Александр Колюбакин, для Московского Императорского общества любителей конского бега за годы своего вице-президентства. Всё это вам прекрасно известно, как и моя щепетильность в денежных делах. Но в последнее время по Москве усиленно распространяются гнусные слухи обо мне. Ложь! Все это ложь! Но я устал от неё. Поэтому твёрдо решил уйти…" — прочитал Малинин. — Что это такое? По стилю и смыслу предсмертная записка.
— Нет, друг мой. Это прошение Колюбакина об отставке, которое он, по его собственным словам, начал было сочинять позавчера.
— Где ты его нашёл?
— У Коли Американца, вместе с подробным планом квартиры Колюбакина в Камергерском переулке.
— Выходит это…
— Получается, что именно так, — вздохнул Лавровский. — Ладно, пошли Пашку Чернова искать. У меня до него дело. Да и должок за ним, если не на "Яр", то на "Перепутье" потянет…