Веревки сняли, ограду перекрасили, а на излов дебоширов послали специальный дозор. Теперь можно было встречать гостей.
Шестой вагон скорого поезда проскочил метров на десять против обычного, и встречающие побежали вдогонку. Первыми под всполохи фотоблицев попали братья Бурчалкины, а потом чемодан из кожи безымянного животного, который вытащил на ступеньки переводчик Сеня Ольшаный. Следом животом вперед на перрон сошел ваятель-монументалист Сипун в пиджаке «делегат» на шести пуговицах. Крутой излом бровей и сомкнутые скобою вниз губы сразу выдавали в нем мыслителя, озабоченного чем-то важным, а может быть, и первостепенным. Он неспешно подал Егору Петровичу свою знаменитую руку и затем уже представил собравшимся иностранца.
Седовласый, но по-ребячьи гладкий иноземец приподнял касторовый котелок и неглубоко поклонился.
Не зная, как в таком случае ответить, Егор Петрович отставил ногу назад и приснял свою кепку на два пальца.
— Мистер Бивербрук благодарит товарища мэра за встречу и питает надежду, что общение будет взаимоприятным, — затараторил переводчик Ольшаный.
Товарищ мэр снова откинул ногу, будто отпихивая кого-то, мешавшего ему сзади, и заверил, что надежда имеет основания.
Гостей бережно погрузили в исполкомовскую «Волгу» и повезли прямо на пристань. Следом за ними на городском автобусе отправились и братья Бурчалкины.
А на пристани уже началась праздничная суматоха. Принаряженная городская общественность нервно грызла подсолнухи. Представитель солнечного Крыма Остожьев, приготовивший праздничную речь, стукал согнутым пальцем по микрофону и не без удовольствия повторял:
— Раз, два, три — проверка слуха.
Оркестранты продували медные мундштуки.
Виновник торжества — белый корабль на подводных крыльях — разбрасывал по воде пляшущих солнечных зайчиков и готовился в первый рейс с конечным пунктом в Янтарных Песках.
Роману Бурчалкину корабль понравился. Он представился Егору Петровичу, и тот познакомил его с главным конструктором судоверфи Суздальцевым. Пока Роман интересовался скоростью корабля, водоизмещением и другими скучными материями, Стасикприметил поодаль «Чайки» неказистый пароходик «Добрыню» и отправился на разведку местности.
«Добрыня» ласково терся о причал отслужившими свое мазовскими покрышками, висевшими на его бортах. Команда готовилась к отплытию и криками поторапливала мешочников. По неровному, прошпаклеванному шелухой от подсолнухов трапу споро поднимались Орест Орестович Береста и знаток иностранных душ переводчик Ольшаный, угнетенный задачей обеспечить на уровне и не сорвать встречу Бивербрука с Юденичем в Ивано-Федоровске. Возле трапа стоял вахтенный в фуражке с крабом такой величины, что будь он настоящим, его хватило бы на пять салатов.
— Здорово, отец, — обратился Стасик к вахтенному. — Давно плаваешь на корабле?
— Какой это корабль! — обнажил свой нигилизм вахтенный, грубо намекая на былую причастность к эсминцам. — Баркас для бабушек, дно в ракушках. Только распилить да шкатулок наделать. Знаешь такие — «Привет из Крыма». А ты «корабль»…
— Извини, заведующий, погорячился! — в тон вахтенному сказал Стасик. — А есть на этой реке город-порт Белужинск?
— Да разве же это город! — опять намек, дескать, бывали и в Одессе, и в Марселе, — «Белужинск», ха! Не зря его в Ивано-Федоровск обернули: там на пристани и веревку от воблы не найдешь!..