Сами ивано-федоровцы, бывшие белужинцы, тоже не могли привыкнуть к монументу. Иван Федоров подавлял их своими невероятными размерами и смущал твердым исподлобным взором, в котором так и читалось: «Мне сверху видно все, ты так и знай!»
И где бы ни находился ивано-федоровец — торопился в аптеку, прохлаждался на бережке или покупал на базаре «крохоборский женьшень» — везде и неотступно за ним присматривали каменные глаза; и отовсюду с любой точки города житель видел над собою твердый подбородок, сомкнутые скобою вниз губы и надменный излом бровей. Казалось, в городе поселился всевидящий Гулливер, и жители чувствовали себя неуютно: виноватых в чем-либо так и подмывало покаяться, а безвинным хотелось взять на себя какое-нибудь обязательство. Однако и те и другие ограничивались порывами и, не сговариваясь, обходили Ивана Федорова стороной. И только городской карлик — бакенщик Ваня Федоров был с «тезкой», что называется, накоротке, отирался у его подножия и прозрачно намекал горожанам на какие-то скорые и значительные перемены в своей внешности и судьбе. Вместе с ним хороводили возле монумента дети. Они любили все огромное, но ни гор, ни океана местная природа им не доставила.
Роман Бурчалкин и мистер Бивербрук подкатили к Ивано-Федоровску как раз со стороны Пудаловских бань.
— Ни-и черта себе!! — вскрикнул Роман.
А мистер Бивербрук протер платочком глаза и, все еще терзаясь сомнениями, все же сказал:
— Oh, devil! It should be for TV…[1]
А до Ивано-Федоровска было еще с километр. И попасть туда было непросто. Возле деревянного моста через Воробьиху, являвшую собою приток Безрыбицы, скопились грузовики и подводы. Судя по мешкам с картошкой и молочным бидонам, затор образовался с утра. Рынок, как и все другие жизненные очаги Ивано-Федоровска, расположился по другую сторону Воробьихи. А на этом берегу было с десяток домов, бывшая усадьба купца Пудалова и каменная баня, выстроенная ему итальянским зодчим Шапиро.
Бежевая «Волга», в которой следовали из Арбузова Бурчалкин-старший и мистер Бивербрук, оказалась в самом хвосте затора. Роман вылез из машины и отправился выяснять причину задержки.
Мост был цел, но оцеплен заградительным отрядом, протянувшим между перил якорный канат. На канат усиленно лезли животами поставщики мясного и молочного ряда. Но больше всего горячились Стасик и Петруня. Растопырин кричал: «Может, у меня дети не кормленные», а Стасик требовал: «Я по делу союзного значения!»
Никакого результата от их горячности, однако, не получалось. Заградительный пикет их просто отпихивал ладонями. А посреди моста, напустив на себя важность, медленно прогуливался Береста и на крики толпы не реагировал. Следом за ним вышагивал переводчик Ольшаный в квадратных темных очках и мечтательно толковал про кокосовые орехи.
Пробиться к мосту было совершенно невозможно. Тогда Роман сложил ладони лодочкой и прокричал:
— Стасик! Ты меня слышишь? В чем там дело?
— Сюда, товарищи! Прошу вас, — отозвался, расталкивая мешочников, Бурчалкин-младший и, обращаясь уже к начальству, крикнул: — Пропустите иностранную делегацию!
Береста, казалось, только того и ждал. Он приветственно помахал рукой и поспешил навстречу.
— Уже приехали? Ну и прекрасно, — сказал он, перелезая под канатом. — А у нас, товарищи, карантин!.. Привозная ветрянка! — с доверительностью шепнул Береста и, во избежание дополнительных вопросов, представил очкастого: — Переводчик Ольшаный… Между прочим, скоро едет в Республику пальм…
— Кокосовых пальм, — уточнил Ольшаный, протирая замшевым лоскутом свои роскошные фильтры. — Идемте, товарищи…
— Как там секта «Голубого козла»? — спросил Роман с нетерпением у брата.
— Что? Ах, секта… секта лопнула… Нету там ничего, кроме близнецов.
— Так я и знал! Ну как тебе после этого верить?
— Здрасьте! На что им прикажешь молиться, когда «Козел» теперь в городе. Точно тебе говорю. Упроси, чтобы нас с тобой туда пропустили, и я докажу. У меня и адрес есть: круглый дом под черепицей…
Роман на это ничего не сказал. Молча подошли вместе со всеми к машине, где Ольшаный с прекрасным прононсом доложил гостю про ветрянку.
— Ничего, товарищ мистер, все равно не зря прокатились, — утешил через переводчика Береста. — «Ивана Федорова» и отсюда видно, а еще мы вам покажем Пудаловские бани.
Англичанин кисло и вежливо улыбнулся. Компенсаж его не устраивал.