— Гиена кладбищенская, — сказала она мне с упрёком.
— Да ведь мы им не закапчиваем ставки! — запротестовала я. — Правда, это по ошибке так получилось, но все-таки! И потом, сейчас уже все знают, что Дерчик не едет. Кроме того, вообще-то кто такой Василь?
— Какой ещё Василь? — поинтересовалась Мария.
— Тихо! — цыкнул одновременно Метя.
Меня это заинтересовало до крайности. Метя, должно быть, много знал.
— На курорте здоровье потерять, вот был бы парадокс, — добавил он ни к селу ни к городу. — А откуда у тебя… Зачем ты так вопишь?..
— Он явно в шоке, — озабоченно высказалась Мария. — Водка в буфете есть? Или коньяк? — Коньяк, коньяк, — с энтузиазмом закивал Метя.
— Внизу есть медпункт, — напомнила я. — Хотя, вполне может быть, они сейчас заняты… Да нет, наверное, ведь «скорая» тут стоит…
— Его и так бы не на «скорой» увозили…
— А коньячок может быть у пана Собеслава или у Вальдемара.
— Да тише вы! — вдруг рассердился Метя. — От Собеслава я не хочу, от Вальдемара тоже, вот из буфета — пожалуйста. Нет никакой надобности это вообще разглашать!
Так и не поняв толком, чего не разглашать, смерти Дерчика или шокового состояния Мети, я поднялась и отправилась в буфет-Коньячок там был. Через пять минут от странностей Мети и следа не осталось. Люди стали возвращаться наверх.
Начался четвёртый заезд, и Куявский на Фатиме выиграл только так, на три корпуса опередив остальных. Я выиграла последовательность, и мы начали триплет, против выигрывания которого Мария протестовала энергично и возмущённо, подчёркивая, что на трупах наживаться не собирается. Я утешала её тем, что Дерчик, может быть, жив, ничего ведь не происходит, может быть, выиграет Мязга. Это не помогало, она по-прежнему была не в себе.
Только потом до неё наконец дошло, что она выиграла свой ошибочный триплет, и это фукс нездешней силы! Юрек, который старательно избегал ставить на Фатиму, поздравил её, благородно заверяя, что у неё получился рекорд сезона. Зависть слабо попискивала во всей ложе, не очень ядовито, потому что против Марии никто ничего не имел и плохого ей не желали. Мы ждали, пока объявят сумму выплаты, Вальдемар уже начал выкрикивать что-то насчёт ужина с шампанским, Мария постепенно смягчалась, ведь, в конце концов, она поставила это просто по ошибке, а к тому же тогда ещё ничего про Дерчика не знала…
— Выплата выигрыша триплета из второго заезда один миллион двести двадцать тысяч злотых, — сообщил динамик.
— Сколько?!! — возопил Юрек после секундной тишины, не веря своим ушам.
Собственным ушам в первый момент не поверил никто. Низкая сумма выигрыша была непостижима уму, ведь первый триплет составил двенадцать миллионов, а второй, законченный фуксом, на которого никто вообще не ставил, оказался ниже в десять раз! Что за страшное мошенничество?!
Мария скорчилась в приступе хохота. Метя и Вальдемар попытались её утешить, Юрек упорно допытывался, что это должно значить. Полковник словно заведённый повторял два слова: «Ну, знаете.., ну, знаете…» Пан Эдя утверждал, что все дело в махинациях кассиров. Пан Мариан коротко бросил: «Знали!» — и покинул ложу. Я молчала, полная ужаса, поскольку начала кое-что соображать.
Пришла пани Зося и сказала мне на ухо, что меня просит директор. На всякий случай сперва я сбегала вниз и поставила свои последовательности, а потом отправилась в ложу рядышком. Неизвестно было, не займутся ли мной основательно, и на пятый заезд я хотела поставить заранее.
Рядом с директором сидел у стола тип, которого я знала в лицо.
— Я понимаю, что вы тут очень заняты, — сказал он вежливо. — Позвольте представиться, старший комиссар полиции Ярковский. Могу я получить ваши анкетные данные, потому что нам потом придётся разговаривать, а сейчас я бы не хотел вам мешать.
— Езус-Мария, — сказала я остолбенело, потому что до сих пор принимала его за обычного игрока, и сообщила ему фамилию, адрес и телефон. — Речь пойдёт о Дерчике? Мы можем сразу начать, если хотите. До старта у нас ещё время есть.
— Ради Бога! Во сколько вы туда пошли?
— Пять минут первого. С часами на руке. Он не задавал мне идиотских вопросов насчёт того, откуда я знаю, что было пять минут первого и почему я так следила за временем. Он самым обычным голосом спросил меня, с какой целью я отправилась в заросли. Я объяснила, что из пристрастия к травкам всякого рода, потом задумалась и предложила ему нанести мне визит. Никто не поймёт, о чем я говорю, и никто мне не поверит, если не увидит моей квартиры, где бзик на почве засушенной растительности бросается в глаза и все объясняет. Он может прийти хоть завтра, ну, в понедельник — все, что у меня в доме стоит, находится в состоянии полного иссушения, и это исключает приготовление потемкинских деревень в течение двух дней.
Приглашение он принял, заверил меня, что кто-нибудь нанесёт мне визит, и спросил, что я о происшедшем думаю.
— Даже не знаю, что и думать, — осторожно сказала я. — Я не вполне уверена в том, что именно я там видела. Труп или результат белой горячки?
— Первое. А вы не проверили?
— Трудно было подойти близко. И между нами говоря, он довольно-таки малопривлекательно выглядел.
— А вы никого другого не видели?
— Живой души вокруг не было. От чего он умер?
От перепоя?
Директор посмотрел на меня таким взглядом, что я стала волноваться за свой абонемент на ипподром. Того и гляди отберёт…
— Мне кажется, это я вам могу рассказать, потому что слухи и так разойдутся, — сказал старший комиссар Ярковский. — Он был убит. По-простому это называется «перелом шеи», и сам себе он такого причинить не мог. У вас есть какая-нибудь идея в этой ситуации?
— Я вижу три возможности, — ответила я не задумываясь. — Тренер, букмекеры или какой-нибудь игрок. Разочарованная барышня, наверное, отпадает? А что касается игроков, так вернее всего это лысая макака.
Директор, невзирая на хладнокровие, слегка вздрогнул, а старший комиссар явно заинтересовался.
— А что такое лысая макака?
— Один такой. Я понятия не имею, кто это, вроде как иностранец, румын, венгр, югослав — ну, что-то в этом роде. В любом случае, из стран бывшего соцлагеря. Три раза его уже два директора отсюда вышибали, в третий раз весьма успешно, но он совсем недавно мелькнул у меня перед глазами за сеткой, на той трибуне. У него сговор с тренером Дерчика, он играл по сведениям из конюшни, нагло, дерзко и на дикие миллионы. Большой и лысый, а больше я о нем ничего не знаю.