— Проклятье, — сказала Дэрин, когда они проходили мимо перевернутого вагона-ресторана с сиротливо полощущимися по ветру занавесками из красного атласа. — Хорошо, что на борту не было пассажиров.
— Можно пробраться к голове голема вот так, — предложил Алек, указывая на ручищу шагохода, зарывшуюся в сухую грязь.
Они полезли вверх по этой руке и вскоре заметили два неподвижных силуэта, прихваченных ремнями к водительским креслам.
— Мастер Клопп! — крикнул Алек. — Ганс!
Одна из фигур пошевелилась.
Это был Бауэр — глаза остекленевшие, руки нетвердо тянутся к застежкам ремней безопасности. Взобравшись вслед за Алеком, Дэрин помогла ему освободить беднягу.
— Was uns getroffen?[11] — спросил он слабым голосом.
— Der Orient-Express,[12] — объяснил Алек.
Бауэр ошарашенно на него посмотрел, после чего, оглядев картину всеобщего разгрома, постепенно стал возвращаться к действительности.
Втроем они отстегнули Клоппа и вытащили его на плечо голема. Мастер-механик по-прежнему не шевелился. Лицо у него покрывала запекшаяся кровь, пульс на шее едва прощупывался.
— Его надо срочно к врачу.
— Да, но каким образом? — всплеснул руками Алек.
Дэрин оглядела поле сражения — ни один из шагоходов не уцелел. А в небе горделиво разворачивался в профиль силуэт «Левиафана». В общем-то, этого и следовало ожидать: разделавшись с «Гебеном», воздушный корабль возвратился, чтобы получше рассмотреть останки пушки Теслы.
Дэрин хотела что-то пояснить, но тут Бовриль у нее на плече взялся изображать, будто топает.
— Шагоходы, — прислушавшись, сообразил Алек.
Дэрин обернулась в сторону города. Там над горизонтом виднелся с десяток дымных столбов.
— Может, это от комитета?
Алек покачал головой.
— Им даже неизвестно, что мы здесь.
— Так было задумано. Но ведь наша славная анархистка все рассказала своему дяде!
КАРТИНА РАЗГРОМА
Бауэр, нетвердо встав на ноги, поднял к глазам бинокль. Одна из линз была разбита, поэтому он смотрел, прищурив один глаз, как в подзорную трубу.
— Elefanten,[13] — сообщил он после недолгой паузы.
Алек ругнулся.
— По крайней мере, эти звери медлительны.
— Но нам надо унести отсюда Клоппа, — напомнила Дэрин.
— Без помощи тут не управиться.
— А где мы ее возьмем?
Она указала на величавый силуэт; разворачиваясь на водой, он ощупывал прожекторами скалы внизу.
— Сюда идет «Левиафан», чтобы подробнее все осмотреть. Мы можем послать ему сигнал и как-то переправить Клоппа корабельному хирургу.
— А, бэ, вэ, — радостно задекламировал Бовриль.
— Что?! Опять в плен? — ужаснулся Алек.
— Ну а что, по-твоему, после всего этого с нами сделают османы? — Дэрин обвела взглядом сцену побоища. — У нас вы, по крайней мере, останетесь живы!
— Ich kann bleiben mit Meister Klopp, Herr,[14] — сказал Бауэр.
Дэрин прищурилась. После месяца в компании жестянщиков немецкий у нее существенно улучшился.
— Он что, хочет остаться здесь с Клоппом?
Алек повернулся к Дэрин.
— Ваш корабль может забрать Бауэра с Клоппом, а мы с тобой давай спрячемся.
У Дэрин буквально челюсть отвисла.
— Ты что, рехнулся?
— Османы ни за что не найдут нас в эдаком кавардаке. Ты подумай, — Алек сжал кулаки, — если комитет нынче одержит победу, они свергнут германцев. И с них нам причитается, Дилан. Мы сможем остаться здесь, среди союзников.
— Да я же не чертово твое высочество! Мне домой надо!
— Но одному мне не управиться… без тебя. — Глаза у Алека увлажнились. — Пожалуйста, останься со мной.
Дэрин молча смотрела на него. Эх, если бы он произнес то же самое, но с другим смыслом — не как дурацкий принц, ждущий от всех преданного служения, а как мужчина.
Хотя его вины в этом нет. Она ведь даже не намекнула Алеку, зачем на самом деле явилась в Стамбул: ни на какое не на задание, а только ради него. Ничего ему не сказала, а теперь уж поздно. Весь месяц они были вместе, плечом к плечу, бок о бок, наедине со всеми трудностями, а она так и не убедила себя, что может для него что-то значить в обличье обычной девчонки.
Так зачем оставаться?
— Еще ничего не кончено, Дилан, — произнес Алек. — Ты самый лучший солдат, какой только может быть у революции.
— Солдат-то солдат, но там у меня дом. Я не могу жить с… среди твоих машин.
— Это неважно, — простирая руки как для объятия, сказал Алек. — Твой экипаж нас все равно не увидит.