Отто Клопп, гвардейский мундир которого за шесть недель мытарств заметно поистрепался, орудовал рычагами управления. Возле него стоял главный корабельный инженер «Левиафана» Херст, без особой приязни рассматривая ревущую машину. Надо признать, ходящие ходуном поршни и искрящие запальные свечи на фоне трепещущего бока воздушного чудища смотрелись несколько чужеродно.
— Герр Клопп! — пытаясь перекрыть шум, крикнул Алек. — Как ход у этой штуковины?
— Да ничего, вполне сносно для такой скорости! — отозвался старик, отвлекаясь от управления. — Вы не знаете, что вообще происходит?
Отто Клопп знанием английского не блистал. Даже если вестовая ящерица и доставила сообщение, он все равно не знал, почему воздушное судно меняет курс. Все, что он отсюда видел, — это мелькание разноцветных флажков сигнальщика на мостике — команды, подлежащие выполнению.
— Нами замечены два германских броненосца. — Алек сделал паузу: почему опять «нами»? — Корабль начинает преследование.
Клопп задумчиво пожевал губами, усваивая новость.
— Что ж, — пожав плечами, сказал он, — германцы нас в последнее время не особо жаловали. Но, юный господин, в двигателе в любую минуту может полететь клапан.
Алек оглядел работающий механизм. Недавно восстановленный, тот был довольно капризен: то и дело возникали нештатные ситуации. При этом экипажу оставалось лишь гадать, случайная ли это поломка или преднамеренный саботаж. Хотя предавать новых союзников было никак не время. Несмотря на то что Алека называли спасителем «Левиафана», на самом деле это воздушный корабль его спас. Согласно плану отца, Алек должен был укрыться в Швейцарских Альпах в ожидании конца войны, после чего вышел бы на свет божий и во всеуслышание заявил, что он — наследник австро-венгерского престола. Аварийная посадка воздушного судна избавила его от долгих лет снежного плена.
Своим спасением он был обязан дарвинистам; их же приходилось благодарить за то, что они доверили его людям управление двигателями.
— Будем надеяться, Отто, что этого не произойдет.
— Как скажете, господин.
— Что-нибудь случилось? — насторожился Херст.
Алек перешел на английский.
— Нет-нет. Герр Клопп как раз говорит, что с ходом все в порядке. У двигателя правого борта дежурит, я полагаю, граф Фольгер. Быть может, мне стоит остаться с вами в качестве переводчика?
Старший механик вручил Алеку громоздкие очки для защиты от искр и ветра.
— Сделайте милость. Нам не хотелось бы, так сказать, недопонимания в пылу сражения.
— Разумеется. — Алек натянул очки.
Интересно, заметил ли Херст замешательство Клоппа?
Как главный корабельный инженер, Херст неплохо разбирался в машинах, что редкость среди дарвинистов. На то, как сноровисто Клопп обращается с механикой, он взирал с тайным восхищением, несмотря на языковой барьер. Создавать почву для каких-либо подозрений сейчас хотелось менее всего. Оставалось надеяться, что бой продлится недолго и они без задержки продолжат путь к Константинополю.
В наступающих сумерках на горизонте появились две темные черточки.
— У того, что поменьше, вид не ахти, — заключил Клопп, опуская полевой бинокль.
Алек тоже пристально вгляделся в приближающиеся корабли. Один из броненосцев определенно поврежден: орудийная башня почернела от копоти, за кормой, радужно переливаясь в лучах закатного солнца, тянется отчетливый масляный след.
— Они что, уже побывали в бою? — спросил он у Херста.
— Да их всем флотом гоняют по Средиземноморью. Неоднократно обстреливали издали, но те каждый раз ускользали. Ничего, — ухмыльнулся механик, — теперь не ускользнут.
— От нас, конечно же, не убегут, — сказал Алек.
За несколько часов «Левиафан» сократил расстояние между ним и броненосцами километров на шестьдесят.
— И отстреливаться они не могут, — добавил Херст.
— Да, для их орудий мы слишком высоко. Надо их придержать, а флот уже на подходе.
«Дин-н-н», — звонко ухнуло на верхней палубе, и с носа корабля снялся черный крылатый рой.
— Это они вначале запускают стрелковых мышей, — пояснил Алек Клоппу.
— Что еще за твари?
— Питаются стрелами, — не слишком вразумительно пояснил Алек, внутренне содрогнувшись.
Мыши зависли густым черным облаком. В меркнущем свете дня на гондоле ожили лучи прожекторов, внутри которых крылатая нежить клубилась подобно мошкаре. В недавних боях «Левиафан» потерял огромное количество своего живого оружия, однако сейчас популяция крылатых фабрикатов постепенно восстанавливалась. Особенно плодились летучие мыши. Сами дарвинисты называли корабль «экосистемой».