Алек нахмурился, раздумывая: может, и странная зверушка доктора Барлоу тоже нечто вроде ходячего фонографа?
— А то, о чем мы сейчас беседуем, это животное тоже запоминает?
— Все, что угодно, — пожал плечами репортер.
— А я лишь сказал, что мы только прибыли.
— Что ж, зато вашу речь легко понять, — в который раз усмехнулся тот. — Вы как будто специально упражнялись ради меня в английском.
— Вы так любезны, — не поддался на комплимент Алек. Еще бы, ведь две последние недели он разговаривал на английском больше, чем на немецком. — А вы быстро соображаете. Не будете против, если теперь я задам вам кое-какие вопросы?
— Почему бы нет? Валяйте.
Репортер вынул и облизнул химический карандаш.
— Как вы думаете: османы примкнут в этой войне к жестянщикам?
Мэлоун вновь пожал плечами.
— Я не думаю, что немцев это заботит. Они здесь надолго. Их планы — одолеть дарвинистов в Европе, а затем распространить свое влияние на весь мир. Они уже построили железную дорогу на Багдад.
От отца Алек тоже слышал, будто «Восточный экспресс» пущен, чтобы распространить влияние жестянщиков на Ближний Восток и дальше, в самое сердце Азии. Мэлоун указал на плакат на стене.
— Сейчас им нужно лишь, чтобы османы перекрыли Дарданеллы, прервав сообщение с русскими.
— Проще уморить человека голодом, чем сразить мечом, — согласился Алек. — Но смогут ли османы удержать пролив от британского флота?
— Военные корабли остановят мины и пушки, а морские чудовища с успехом ловятся в защитные сети. Остаются воздушные суда, и одно из таких османы очень скоро могут заполучить.
— То есть как?
Мэлоун просиял.
— На что вам действительно стоит взглянуть, так это на «Левиафан». Один из крупнейших водородных летунов; сейчас находится здесь, в Стамбуле.
— Он все еще… В смысле, британский воздушный корабль прямо-таки здесь? Странно: ведь идет война?
— Странность, безусловно, есть. Но что еще странней, британцы подумывают о том, чтобы подарить его султану! — Мэлоун тряхнул головой. — Пару броненосцев уже возложили на османский алтарь немцы, а англичане, похоже, собираются их переплюнуть. Сам султан отправляется завтра в увеселительную поездку кое с кем из нас, репортеров.
Алек чуть не лишился дара речи. «Левиафан» переходит в руки союзной жестянщикам державы? Бред какой-то. Но если корабль еще не улетел, значит, в Стамбуле по-прежнему находится и граф Фольгер.
— А сами вы примете участие в этой… увеселительной поездке?
— Я такую возможность ни за что на свете не упущу, — лучась, ответил Мэлоун. — У нас в Североамериканских Штатах тоже есть водородные летуны, но размером они от силы вполовину этого гиганта. Вы лишь взгляните завтра на небо, и все поймете!
Алек не сводил с репортера глаз. Если с «Левиафаном» все действительно обстоит так, как он говорит, то, возможно, у Фольгера все еще есть шанс на побег. Граф, разумеется, думает, что Алек со своими спутниками уже успел благополучно отбыть в неизвестном направлении.
Безумие, конечно, доверяться этому странному американцу, но другой возможности нет и не будет.
— А вы не могли бы кое-что для меня сделать? — спросил он нарочито равнодушно. — Мне крайне необходимо передать на корабль одно сообщение.
Брови репортера поползли вверх.
— Звучит, конечно, интересно.
— Но только всплывать в вашей газете это не должно.
— А вот этого я обещать не могу. Но вы учтите, что моя газета находится в далеком Нью-Йорке и свои репортажи я переправляю окольными путями. Все, что я пишу, добирается до Нью-Йорка лишь через три-четыре дня, и еще день-другой требуется, чтобы новости вернулись сюда. Понимаете, о чем я?
Алек кивнул. Если Фольгеру действительно удастся бежать, пяти дней вслед за этим вполне достаточно, чтобы убраться подальше отсюда.
— Что ж, ладно. — Алек медленно вздохнул. — Там, на «Левиафане», есть один человек. Он пленник.
Шустрый карандаш Мэлоуна на секунду замер.
— Немец, я так понимаю?
— Нет. Австриец. Его имя…
Алек осекся на полуслове: помещение ненадолго погрузилось во тьму, после чего, казалось, с удвоенной силой вспыхнули вокруг газовые фонари.
— Что происходит? — прошипел Бауэр.
Мэлоун поднял руку.
— Не волнуйтесь. Это всего лишь представление. Театр теней.
В кофейне воцарилась тишина, и вскоре одна из стен неожиданно осветилась. Оказалось, что это вовсе не стена, а тонкий бумажный экран с горящими за ним яркими газовыми фонарями. Сзади появились какие-то мутные пятна, которые постепенно обрели очертания: это были контрастные тени чудовищ и людей.