Третья значительная иллюстрация — судебное рассмотрение неудачного мюнхенского путча Гитлера в 1923 г.[65] Гитлер, Пехнер, Крибель и Вебер получили пять лет; Рэм, Фрик, Брюкнер, Пернет и Вагнер — один год и три месяца. Людендорф снова присутствовал только случайно и был освобожден. Хотя раздел 9 Закона о защите республики ясно и недвусмысленно указывал на высылку любого иностранца, обвиненного в государственной измене, народный суд Мюнхена сделал для Гитлера исключение под тем надуманным предлогом, что тот, несмотря на австрийское гражданство, считал себя подданным Германии.
Было бы бесполезно в деталях рассказывать об истории политического правосудия в Веймарской республике.[66] Еще нескольких иллюстраций будет достаточно. Уголовный кодекс создал преступление «измены родине»,[67] включавшее в себя выдачу военных и других тайн иностранным агентам. Суды, однако, быстро нашли особое политическое применение для этих положений. После Версальского договора, вынудившего Германию разоружиться, рейхсвер поощрял формирование тайных и нелегальных воинских соединений, так называемого «черного рейхсвера». Когда либералы, пацифисты, социалисты и коммунисты разоблачали это нарушение как международных обязательств, так и законов Германии (поскольку договор стал частью правовой системы Германии), они арестовывались и осуждались за измену родине, совершенную в печати. Это делало суды защитниками нелегального и реакционного черного рейхсвера. Совершаемые черным рейхсвером убийства предполагаемых предателей (печально известные убийства Фема), с другой стороны, либо вообще не преследовались, либо рассматривались поверхностно.
Во время процессов над национал-социалистами суды неизменно становились резонаторами для пропаганды. Когда Гитлер появился как свидетель на процессе группы офицеров национал-социалистов, обвиняемых в государственной измене, ему было разрешено произнести двухчасовую речь, наполненную оскорблениями в адрес государственных служащих и угрозами в адрес своих врагов, и он не был арестован за оскорбление. Новые техники оправдания и рекламирования национал-социализма как противника Веймарской республики защищались как шаги, нацеленные на отражение коммунистической опасности. Национал-социализм провозглашался хранителем демократии, и суды слишком сильно желали позабыть фундаментальную максиму любой демократии и любого государства, что власть принуждения должна быть монополией государства, опирающегося на свою армию и полицию, что даже под предлогом спасения государства никакая частная группа или индивид не могут брать оружие в его защиту до тех пор, пока это не требуется верховной властью или пока не вспыхнула гражданская война.
В 1932 году полиция раскрыла национал-социалистический заговор в Гессене. Д-р Бест, теперь высокопоставленный чиновник режима, разработал тщательный план государственного переворота, и документальное доказательство было доступно (документы Боксхаймера).[68] Никакие меры не были предприняты. Д-ру Бесту поверили, когда он заявил, что намеревался использовать свой план только в случае коммунистической революции.
Невозможно избежать вывода, что политическое правосудие — самая черная страница в жизни республики Германии. Судебное оружие использовалось реакцией с постоянно возрастающей интенсивностью. Более того, это обвинение распространяется на все отправления судебной власти, и, в частности, на изменения в правовой мысли и в положении судьи, которое достигает своей кульминации в новом принципе судебного надзора над законами (как средстве саботирования социальных реформ). Власть судей, таким образом, росла за счет парламента.[69]
Упадок парламентов представляет собой общую тенденцию в послевоенной Европе. В Германии она была обострена специфически немецкими условиями, особенно монархически-нацио-налистической традицией бюрократии. Несколькими годами ранее Макс Вебер указывал, что саботаж власти парламента начинается, как только этот орган перестает быть просто «общественным клубом».[70] Когда депутаты избираются прогрессивной массовой партией и существует угроза превратить законодательный орган в агентство глубоких социальных перемен, антипарламентские тенденции неизменно возрастают в той или иной форме. Формирование кабинета становится чрезвычайно сложной и деликатной задачей, поскольку каждая партия теперь представляет класс с его интересами и воззрениями на жизнь, отделенными от остальных острыми различиями. Например, переговоры продолжались в течение четырех недель между социал-демократической
65
Hitler und Kahr. Die bayerischen Napoleonsgrossen von 1923 / Ed. The Landesvorstand der SPD in Bayern. 2 vols. Munich, 1928.
66
Статистика политических убийств с 1924 по 1931 г.: 1924 г. — 3, 1925–3,1926–4,1927–5,1928–6,1930–20,1931 г. (6 месяцев) — 18. Из:
67
Следующая статистика преступлений измены родине имеет важное значение: 1895 г. — 18, 1900–6, 1913–35, 1921 — ш, 1923–137, 1924–516, 1925 г. — 561. Из:
69
См. раздел «Национал-социалистическое право и террор» во второй главе третьей части (с. 541).
70