Я слыхал о каких-то боях, в недалёком прошлом отгремевших здесь, но никакой точной информации не имел, жил только слухами. Да и кого спрашивать? Сержанта? Он бы, пожалуй, ответил в лучшем случае оплеухой. «Не верь, не бойся, не проси» – легко сказать!
Но происхождение развалин не так волновало меня, как существование этой, уцелевшей вопреки законам вероятности, стены. Я сошёл с тропинки и дотронулся до её теплой поверхности, вскарабкался на кучу щебня и заглянул в амбразуру окна второго этажа. Ничего не взорвалось, это меня приободрило.
Вспомнились мои ребяческие, столь обыкновенные для городского мальчишки подвиги – карабканья по всяческим пожарным лестницам, трубам и балконам. Там, наверху, я, кажется, испытывал когда-то чувство, похожее на блаженство.
Нет, никогда, даже во сне, не грезилось мне, что серьёзно стану заниматься чем-нибудь вроде альпинизма. В этом смысле, я был совершенно не подготовлен. Горы, даже небольшие, утомляли меня. Но этот дом, вернее, то, что от него осталось, выглядел необъяснимо соблазнительно. Почему бы мне не попробовать подняться?
В конце концов, таким способом я смог бы хоть немного сориентироваться на местности, которая, при всей её открытости, до сей поры была для меня тёмным лесом. Должно быть, увижу оттуда и лагерь чеченцев, или что' у них там? Деревня? Мне почему-то представлялось, что они живут в шатрах и кибитках, подобно цыганам, хотя я и прекрасно знал, что это не так.
Если мне всё равно предстоит умереть, отчего бы не подпустить в этот грустный коктейль последних часов жизни немного романтики? Если меня ждёт внезапная смерть, может ли она быть хуже планомерной, вроде того, когда с тебя заживо сдирают кожу? И ведь у меня не должно возникать никаких опасений погибнуть зазря. Я в любом случае погибну зазря. Только, если я погибну здесь, то погибну по собственной инициативе. Это, допустим, глупо, но не так унизительно, как если бы я изо всех сил старался выполнить задание ненавистного сержанта.
Словом, у меня были аргументы для того, чтобы начать это восхождение. Я ещё не знал, чего я смогу этим добиться при удачном исходе, но интуиция подсказывала мне, что я поступаю правильно.
Я полез. Сначала очень медленно и неуверенно, досконально прощупывая пальцами рук и мысками армейских ботинок все те щели, которые служили или могли бы послужить мне зацепками и ступенями. Стена была так основательно повреждена, что опору в ней найти было нетрудно. Наверное, какой-нибудь скалолаз-троечник запросто бы взлетел на самый верх за две минуты, если бы, конечно, его перед этим не предупредили, что могут встретиться мины. Я же карабкался без всякого спортивного интереса, но с полной отдачей, всем телом прижимаясь к стене, которая, чем выше, тем более почему-то начинала казаться мне спасительной. По временам я даже закрывал глаза, не из-за того, что боялся смотреть вниз, хотя было и это, но скорее потому, что хотел более полно выяснить для осязания всё неровности своего объекта. А может быть, мне вспомнилась сцена из фильма «Земля Санникова», где несравненный Даль лезет на колокольню в завязанными глазами? Получится ли у меня? Но с кем я спорил? Играл в благородство?
Мне удалось, я и сам не ожидал, что так скоро смогу водрузиться верхом на самой верхотуре. Ноги подрагивали от остаточного напряжения, руки окостенели, а спина была окончательно мокрой. Но я долез. Приятный ветерок освежал потные виски. Я пока не решался широко открыть глаза и смотрел только сквозь щёлочки. Голова и без того кружилась, и подташнивало. Наверное, я теперь прекрасная мишень. Жаль, что у меня нет ещё с собой какого-нибудь флажка, чтобы помахать отсюда и тем и этим. Я снял пилотку и помахал, так и не раскрыв толком глаз; выстрела не последовало.
И не то чтобы я оборзел, я просто устал. Я применил довольно много сил, чтобы добраться сюда, я даже не предполагал в себе такой ловкости. Теперь дело сделано, и я могу праздновать победу. Остаётся только слезть обратно. Разве что это напрягает. Но хочется ли мне уж так спешить к чеченцам? Или к сержанту, который сказал «живым не возвращайся»? Ну и что с того, что я поскользнусь и упаду, когда буду спускаться? Может ещё даже выживу и меня комиссуют с каким-нибудь не опасным для жизни переломом? Все эти мысли успокаивали. Я даже опять чуть было не заснул, сидя на своей вышке.