Ковыляли по пыльным тропинкам уж совсем не божественные Конфуций и Лао Цзы. Встретив их, многие обращались к ним, чтобы узнать будущее, словно к цыганам, гадающим по руке.
Это всё ещё была публика чистая и даже на вид приятная. А мусульманам вообще везло – их Аллах не имел никакого вида. Правда, от пророка Мухаммеда, каких-то его родственников, первых халифов и прочих подобных – так и рябило в глазах. Неприятие вызывало то обстоятельство, что при встрече с очередным уважаемым предком экстремально настроенные верующие начинали палить в воздух из огнестрельного оружия, с которым никогда не расставались.
Паче чаяния, между различными национальностями и религиозными конфессиями на дорогах пока не происходило вооружённых столкновений. Те несколько тысяч, которые всё-таки почили в результате таких стычек – теряются на фоне всего почти совсем мирно шагающего в единой цепи человечества. Гораздо больше землян падало с ног от усталости и болезней, попадало в авто– и прочие катастрофы. Но встретить умершего на дороге – теперь почему-то у представителей всех без различия верований считалось хорошим знаком. Душа путника опередила самого путника – так примерно можно было бы объяснить возникающий при созерцании трупа всеобщий оптимизм.
Некоторую неловкость и смущение массы испытывали при появлении вовсе чуждых цивилизованному человеку языческих божеств, иначе говоря разнообразной зловонной нечисти. От преградивших дорогу чертей многим делалось плохо, люди теряли рассудок, а зачастую и жизнь, не в силах оправиться от такого кошмара. Но жителям Африки, которые тоже валом валили на север с юга, к ужасным эфиопам с рогами было не привыкать. Они даже радовались возрождению своих народных культов. Проснулись и некрепко спящие божки в обеих Америках, не редкостью уже стали человеческие жертвоприношения в пути. И распивание крови переставало шокировать. Самые яростные святоши были вынуждены признать демократию в религиях. И потому что всё это сразу несомненно существовало, о чём наперебой свидетельствовали все пять человеческих чувств. И потому, что Всеобщий Зов одновременно обессиливал и давал надежду. Никому не хотелось спорить и драться по пустякам. Все экономили силы, хотя и не знали толком на что. На мысли и раздумия тоже не хотелось тратиться до поры. Вот доберёмся до цели, а там…
Наконец, уже почти все были в Африке. Государства, как таковые, перестали существовать. Произошло полное и окончательное смешение языков, в результате чего благоденствовали ещё и все и всяческие переводчики. Деньги остались только в одной новой валюте, которую было предложено назвать Афро, и которая штамповалась сразу несколькими монетными дворами в баснословных количествах. С неминуемыми при такой скученности эпидемиями боролись жесточайшей гигиеной. Трудно было увидеть человека на улице без респиратора. Все трупы немедленно кремировались, а место проживания умершего, если вовсе не уничтожалось, то подвергалось тотальной дезинфекции, после которой даже тараканы не выживали.
Люди конечно мёрли, но и медицина приносила кое-какие плоды. Рождаемость по понятным причинам была низкая. Хотя негры и индусы и здесь не переставали плодиться как дрозофилы. Попытки применять принудительную стерилизацию по-прежнему по разным причинам не удавались. Впрочем, дети эти чаще всего гибли, едва успев появиться на свет. Легкомысленным матерям даже было недосуг кормить своих чад. Нормальный материнский инстинкт попирался везде и всюду. Дворники только и делали, что засыпали негашеной известью мусорные контейнеры с миниатюрными покойниками.
Проповедники проповедовали на каждой площади, с каждого балкона, но их никто не слышал. В центрах городов шёл какой-то непрерывный карнавал. Создавалось впечатление, что люди празднуют все земные праздники одновременно. Семьи лопались как мыльные пузыри. Никто уже не боялся ни СПИДа, ни гепатита. Все наркотики, какие уже существовали, а также новые, ускоренными темпами изобретаемые, совершенно свободно продавались на улицах. Музыка и пение на тысяче языков, раздаваясь день и ночь изо всех окон и щелей, создавали всеобщую пугающую какофонию. Люди испражнялись и совокуплялись на всех углах, нисколько не стесняясь друг друга.
Можно было предположить, что это конец. Но это был ещё не конец. Во всей этой, копошащейся червями, вселенской куче дерьма ещё присутствовал один трезвый вектор движения. Люди уже почти дошли, но ещё почти, не совсем. Где-то тут, уже близко, уже во вполне осязаемой дали, готовилось самое главное. Это была просто передышка, празднование достижения, каждый ещё должен был занять своё место, окончательное место.