– Просто рай какой-то земной, – вздохнув глубоко, сказал он дочке.
– А птицы нас всё же боятся, – возразила она.
– Неужели местные тут на них охотятся?
Дочка пожала плечами и опять куда-то убежала. Пока она ещё явно не скучала.
– И почему они тут не пасут свой скот? – задал он в пространство давно мучавший его вопрос и тут же, в очередной раз, представил, как бы печально однообразно выглядели эти места, вытоптанные стадами.
Уже через несколько дней он собрал целый гербарий из одних съедобных растений. Добавлял травы в чай и как приправы в супы и в жаркое. Дочь, правда, это не очень одобряла. А ему нравились пряные незнакомые запахи. Девочка же плела венки из диковинных цветов и украшала ими их комнатку. Ему, в свою очередь, не нравилось, что цветы быстро вянут, он вообще не любил, когда рвут дикие цветы, ему даже наступать на них было жалко.
Здешние птицы, и в правду, были не в меру пугливы для такого безлюдья – чуть что, мгновенно скрывались в траве или со свистом улепётывали в небо.
– Неужели они боятся… змей? – спрашивал он, глядя на них, в сотый раз у кого-то невидимого и усмехался.
Змей так и не было, никаких. Разве что – одна маленькая и ядовитая, но не из самых страшных, всё же попалась, но и та была весьма обычной и не представляла для серпентолога никакого интереса. Он отпустил её, после того, как отнёс подальше от лагеря.
Бабочек было много, красивых и разных, большинство из них он не мог сходу определить. Но ловить их не хотелось ни ему, ни дочери. Приятнее было наблюдать, как они танцуют в звенящем воздухе, иногда присаживаясь на подоконники, на панамы и даже простаивающие в безделии сачки. Можно было вдоволь полениться. Чем занималась дочка, он даже не знал и не спрашивал, Разговаривали они мало, телевизор и радио почти не включали. От чтения учёного быстро клонило в сон. Да и всё это существование было похоже на сон.
Чтобы девочка не заблудилась и не потерялась, у неё с собой всегда была малюсенькая рация. Каждый день он проверял её исправность и, если требовалось, подзаряжал аккумуляторы. Иногда она вызывала отца и сообщала, что всё в порядке. К тому же у дочки был компас, которым она прекрасно умела пользоваться. Тем безмятежнее он мог развалиться в устроенном неподалёку от домика гамаке. Комары и мухи, кажется, вовсе перестали ими интересоваться. Непуганые грызуны брали хлеб чуть ли не из рук. В ручье плескались маленькие золотистые рыбки. Одни стервятники, паря в недостижимой вышине, намекали на то, что не всё так уж безопасно и бессмертно. Но ни разу эти большие птицы не садились и даже не снижались где-нибудь поблизости.
Никогда учёный не спал так долго и так спокойно. Сны то ли не снились, то ли были наполнены тем же самым, что и явь, и потому не запоминались. С лица его не сходила улыбка, и он перестал бояться выглядеть слабоумным. Здесь и надо было сделаться таким – слиться с этими травами, кузнечиками, жуками.
Дочка тоже молчала о чём-то своём и на загоревшем её личике, как самая прекрасная бабочка в мире, подрагивало крылышками нежное счастье.
Один день был похож на другой. Лёгкая тревога навещала учёного, лишь когда ветер вдруг усиливался, а дочери в это время не было поблизости. Впрочем, эти шумливые возмущения в окружающих травах всегда стихали ещё скорее и внезапнее, чем возникали. Он смотрел на календарь – неужели прошло пять дней? Много это или мало?
Он успокаивался, глядя вверх, на очередного стервятника. Всё бренно! Но умирать вот так, в гамаке, при полном душевном и телесном комфорте, всё лучше, чем на пыльном ристалище, где неуёмные толпы требуют от тебя неимоверных усилий, только для того, чтобы порадоваться, когда ты наконец свалишься, истекая кровью. Им всё равно за кого болеть – умрёшь ты, будут болеть за кого-то другого. Он рассуждал, как бывший гладиатор, и удивлялся сам себе. Лениво удивлялся. И засыпал.
Возвращалась дочь, и они готовили ужин. Долго и тщательно. Пробовали жаренных термитов. Дочка не оценила, а он съел целую сковородку. Выпил немного вина.
Всё это не могло, конечно, продолжаться слишком долго. Он решил всё-таки по истечении недели заняться чем-нибудь систематическим. Во всяком случае – уж хорошая коллекция тропических бабочек ему тут обеспеченна. Вполне потом может выясниться, что он открыл какой-нибудь новый вид, а то и не один. Для этого только нужно ловить не самых заметных и красивых, а налегать на всякую мелочь – чем неприметней, тем лучше. Вряд ли тут кто-нибудь до него успел всё хорошо запротоколировать. Работы – непочатый край. Но не хотелось ему начинать эту работу. Что ж, придётся себя заставить…