Поцелуй в щеку, и она ушла.
– Посуду завтра помоем, – сказала мама. Странно. Мама никогда не ложилась спать, пока на кухне не наведен безупречный порядок. – Петер, пойдем уже наверх. Свет потом выключи, Нор. Когда пойдешь спать.
Они оба поцеловали меня на ночь и поднялись наверх.
Я осталась в гостиной одна. Я не могла лечь спать, потому что Маттиа обещал вернуться. Вдруг я поняла, почему мама решила не убираться на кухне. И почему Рози вдруг устала.
1 195
Пошел последний километр.
Кажется, совсем недавно, только что, боль переходила от колена к селезенке, а потом – к икре левой ноги. И вот уже все по-другому. Больше не получается отвлечься, загнав ноготь глубоко под кожу, до крови. С какого-то момента уже ничего не получается. Дышать – все, что я могу. Дышать и бежать. Остальное не важно. Я знаю, что перестать дышать невозможно. И все равно боюсь, что это произойдет. Может произойти все что угодно, если тело откажется сотрудничать.
Последний километр. Я всегда думала: когда я уже пробегу так много, дальше все пойдет само собой. Я просто соберу волю в кулак и добегу. Но так не получается. Меня не окрыляет мысль, что я уже так близко. Я вдруг вспоминаю истории о тех спортсменах на марафоне, кто сдался за несколько сотен метров до финиша. И только сейчас понимаю, что это возможно. Что-то в тебе отказывает и постепенно отравляет все остальное. И в итоге ты вырубаешься.
– Ты добежишь, Нор! – кричит человек, чей голос я узнаю из тысячи. Могу даже попасть в «Книгу рекордов Гиннеса». Узнайте голос Маттиа из миллиона других голосов.
Он по нескольку часов ездил рядом со мной на велосипеде. И каждый раз я думала, что люблю его еще больше. Хоть мы и молчали. Я бежала, он ехал. Иногда светило солнце, иногда шел дождь. Был он, и была я, и этого было достаточно.
Кидаю взгляд в сторону. Вдоль дороги стоит толпа людей, все радостно кричат и машут флажками. Как будто мы все победили.
Я хотела спасти Линду. Честно.
Наверное, не все человеку под силу. Принять это труднее всего.
Могут ли люди спасать друг друга? Наверное, мы только можем этого хотеть. Спасать. И чтобы спасали нас.
Наверное, можно спасти даже самого себя.
Если чего-то хочешь так сильно, что готов все за это отдать, все до последнего, разве может это не получиться? Разве не будет каждое усилие отдельной победой? Сегодня я добегу. Не могу иначе.
Наверное, жизнь и есть не что иное, как преодоление.
– Все уже спят?
Я кивнула.
– Значит, мы тут совсем одни?
Мы так и стояли у двери.
– Заходи, – сказала я. – Что на пороге стоять?
– Я хочу тебя поцеловать, – сказал он.
Я не ответила.
– Что ты так смотришь? Это так неожиданно?
У меня в животе все перевернулось, как будто от сильного порыва ветра.
– Нет, – ответила я.
Он улыбнулся. Они у него зелено-карие, подумала я. Его глаза. А дальше еще другие цвета. Останутся ли его глаза зелено-карими и разноцветными, когда влюбленность пройдет? Настоящее ли все то, что я чувствую, и сколько это продлится? А вдруг он потом передумает?
Я прислонилась к косяку двери. Посмотрела на него. Как близко теперь его лицо, я вижу его поры, его пробивающуюся щетину, ее еще совсем чуть-чуть, но я вижу.
Я посмотрела на его рот. Эти губы я уже несколько раз целовала. Я уже знаю их вкус.
Запах его кожи мне уже тоже был знаком.
Я чувствовала, как вместе с дыханием у меня поднимается грудь, все чаще и чаще, и все мое тело подчиняется этому дыханию.
Его губы разомкнулись. Он провел пальцем по моему лицу, у глаз, под глазами, вдоль крыльев носа к губам, по губам. Я поцеловала его палец. Закрыла глаза.
Я обняла его, и он обнял меня. Так мы стояли несколько минут, вроде бы без поцелуя, но на самом деле целуясь.
Потом я взяла его за руку. Закрыла входную дверь. Не выпускала руку. Он пошел за мной к дивану, чуть не споткнулся о ковер. Я поддержала его. У дивана мы остановились. Я осторожно обхватила ладонями его лицо и встала на цыпочки, но он уже сам наклонился ко мне. И все остававшееся между нами пространство исчезло.
Мы поцеловались. Мои губы сами разомкнулись. Я чуть не улыбнулась. Как все просто.
Как человек может так сильно любить другого человека.
595
Я ужасно хочу в туалет. Мои суставы намертво скованы, и каждый шаг отдается в колене стократно усилившейся болью. Следи за дыханием, часто не дыши. Когда-нибудь мы все умрем. Не строй иллюзий. А когда все закончится, сама будешь на седьмом небе от счастья, что добежала.
Знаю, Тони, хватит мне мораль читать. Да ладно, просто вспомни обо мне, когда все кончится. Ты когда-нибудь бежал марафон, Тони? Нет. Откуда же ты знаешь, что в какой-то момент человек начинает умирать? Я бегун, Нор, я знаю все эти истории, но пробежать 42 195 мне не хватит дыхалки. Тебе хватит. Это же марафон, детка моя, его ради этого и бегут, чтобы почти умереть, но все-таки не умереть.