…и шлёпнулся на спину очередной твари, прозрачной, как стекло, и шершавой на ощупь – то ли в жёстких перьях, то ли в чешуе.
– Ну, ну! – Рыжий с размаху ударил кулаками по невидимой спине.
Существо вздрогнуло, встопорщило «пёрышки», стремительно темнея, и взмыло в небо ошеломительно оранжевой птицей с четырьмя мощными крыльями. Тейт слегка отъехал назад, к подобию седла, попал ногами в крепления, перехватил одной рукой какие-то ремни и ловко пристроил меня впереди себя, крепко обнимая поперёк живота.
Эмпатический купол к тому времени совсем сжался, но большего нам, похоже, было и не нужно. Я бессильно обмякла – слишком много впечатлений и усилий. Лицо щипало; от волос несло палёным.
Чучело по имени Трикси, да.
– Эй, взбодрись! – затормошил меня рыжий и требовательно прикусил за ухо. – Ну, не будь занудой! У нас получилось. Смотри!
Он потянул за ремни, заставляя свою оранжевую птицу сделать широкий плавный круг. Пересилив дурноту, я повернула голову и глянула вниз.
Отсюда, с высоты, смертоносная долина напоминала фантастический каменный цветок с полураскрытыми лепестками. В стороны от неё тянулись горные цепи – как складки лоскутного одеяла, где-то зеленоватые, покрытые растительностью, а где-то – белые от снега. И даже красные – от чего именно, ума не приложу. По левую руку от солнца скалы задирались выше, по правую постепенно сходили на нет и упирались во что-то гладкое, синеватое, сверкающее… Озеро, море, океан?
Наверное, океан. Какой огромный…
От головокружительной высоты и простора дух захватывало.
– Красиво? – с гордостью спросил рыжий, точно всё вокруг было делом его рук или, по крайней мере, частной собственностью.
– Красиво, – признала я.
Пожалуй, кое в чём мы сходились, несмотря на культурные различия.
Глава 3. Худший ученик
Снаружи – камни, травы, дёрн, вьюны, а внутри – сплошные проблемы и хаос.
Единственное, из-за чего я всегда завидовала своей невыносимой кузине, это умение высыпаться в путешествиях и выглядеть блистательно после самой тяжёлой дороги.
Помню, два года назад, когда случилась какая-то путаница с билетами и нас посадили в конце салона, у самых туалетов, а полёт проходил от турбулентности до турбулентности, Лоран безмятежно продремала весь восьмичасовой рейс до Шерерских островов и спустилась по трапу такой же ослепительной, какой и поднялась на борт. У неё даже локоны не растрепались. Ну а меня даже тётя Глэм при встрече не узнала из-за вороньего гнезда на голове и шикарных синяков под глазами.
Сейчас, после короткого ночного сна и безумного забега через долину-ловушку, самым рациональным решением было бы отдохнуть хотя бы в полёте, чтобы не представать перед обитателями Лагона угрюмой дикаркой. Благо взмахи крыльев гигантской птицы вскоре перестали ощущаться, а держал меня Тейт крепко. Но стресс подействовал как хорошая инъекция кофеина. Все три с лишним часа – два сета или около того – я только и делала, что вертела головой и задавала вопросы. Да и поглядеть было на что!
Ландшафт поражал воображение – как в хорошем смысле, так и в дурном. Здесь всё было… пожалуй, чрезмерно. Путешествовать с группой Эрнана мне приходилось достаточно; десятую часть обитаемого мира мы объехали точно. Однако таких перепадов высот у нас, думаю, нигде не встречалось. Западная Арраска с её каньонами и пиками по сравнению со здешними пейзажами была всё равно что песчаные карьеры рядом с настоящими горами. К тому же рельеф менялся столь резко, что впору заподозрить – его сформировали искусственно; в общем, Тейт и подтвердил это косвенно, сообщив, что в древности окрестными землями «много занимались».
Думать не хочу, что он подразумевал. Воздействие такой силы…
Первую горную гряду мы миновали по ущелью – грандиозному, глубиной километров двенадцать, не меньше. То был настоящий естественный лабиринт: повороты, развилки, слияния, слепые «тоннели»-перемычки между разными «рукавами». Но рыжий ориентировался там вполне уверенно. Несколько раз мы пересекали скрытые долины в обрамлении загнутых внутрь скальных «лепестков», и каждая следующая не была похожа на предыдущую. Одну из них я вообще издали приняла за море: она переливалась изумительными оттенками синего, от светлой бирюзы до насыщенного кобальта, от ультрамарина до нежного бледно-голубого, а на подлёте слышался низкий гул и ритмичный плеск. Запах йода, плесени и сырого мяса там стал особенно сильным.