Иоселе, лежавший рядом с ним, приподнялся.
— Ночная птица, — ответил он шепотом.
— Ты не боишься здесь ночью?
— Давид, — сказал Иоселе, — как ты не понимаешь? Если бы не этот лес, крестьяне уже давно бы нас поймали. Если бы не эта темнота, они бы давно уже схватили нас и выдали немцам. Как Лейбеле, которого поймали сегодня. Лес нас охраняет, и поэтому я его не боюсь. Наоборот, я люблю его и люблю темноту. Она тоже нас спасает. Теперь ты понял?
— Да.
— Но ты все равно боишься?
— Да, — признался Давид.
— Ничего, привыкнешь. Я сначала тоже боялся.
— Как ты встретил этих ребят?
— Я услышал, как они говорят, и заметил, что их польский язык такой, как всегда бывает у еврейских детей. Немножко не настоящий польский. Тогда я подошел. Меня Шломо тоже сначала не хотел принимать.
Теперь Давид понял, почему Шломо велел ему не говорить по-польски при поляках.
— А я тоже говорю по-польски как еврейский мальчик?
— Ты нет. И Аврум нет. Но есть такие, которые лучше говорят на идише, чем по-польски. Как Шломо, например.
— А почему мне нельзя купаться с поляками в реке и нельзя снимать штаны?
— Из-за обрезания. Эта такая операция, ее делают всем еврейским мальчикам там, внизу, чтобы знали, что они евреи.
— А полякам это не делают?
— Нет, — засмеялся Иоселе, — только евреям. И только мальчикам. Девочкам нет.
Иоселе был родом из Варшавы. Когда их переселили в гетто, рассказал он Давиду, его мама стала шить белые нарукавные повязки с синими «звездами Давида» на них. Немцы приказали, чтобы такие повязки носил каждый еврей. Эти повязки его мама продавала на улице. Она приносила домой деньги, а Иоселе тайком выходил на польскую сторону и там покупал на эти деньги картошку и хлеб. Это было трудно и очень опасно. Два раза его ловили, отнимали всё и избивали. Но он выходил снова. А потом мама заболела тифом, и ее забрали в больницу. Перед больницей она шепнула ему:
— Иоселе, уходи на польскую сторону и не возвращайся больше в гетто.
— И с тех пор ты все время в лесу? — со страхом спросил Давид.
— Нет. Сначала я держался поближе к деревням, но потом меня чуть не поймали.
— А в лесу нас разве не могут поймать?
— В глубине леса нет никого. Разве только партизаны.
— Что такое «партизаны»?
— Это поляки, которые борются с немцами. Но мы им не нужны. Нужно бояться крестьян и еще лесников. Они выдают еврейских детей немцам.
— Что, все поляки плохие?
— Нет, — подумав, сказал Иоселе. — Один раз я постучал в дверь, и они меня ни о чем не спросили, просто дали поесть.
— А мы сейчас уже в глубине леса?
— Еще нет. В темноте и здесь безопасно, но завтра мы пойдем глубже.
Утром Иоселе разбудил Давида, и в первую минуту Давид удивился, что не видит вокруг ни стен, ни потолка. Только стволы и верхушки деревьев. Но потом вспомнил, где находится. Ему хотелось есть и пить. Но есть хотелось немного больше.
— Пошли, — сказал Иоселе, — мы возвращаемся на наше прежнее место.
Аврум привел их к небольшому ручью, журчавшему среди деревьев. Все стали пить. Одни черпали воду из ручья ладонью, а другие пили, лежа на животе. Давид тоже лег и окунул голову в воду. Ему было приятно, что вода текла по голове и омывала лицо. Потом он открыл рот и стал с жадностью пить.
Ребята вытащили украденные накануне овощи. Аврум поставил перед всеми корзинку с оставшимися яйцами. Закончив есть, они надежно спрятали все остатки в дупле трухлявого дерева, а потом отправились собирать ягоды. Здесь росло много земляники, малины, красной смородины, черники и ежевики. Была и шелковица — белая и черная, а на некоторых деревьях росли маленькие зеленые орехи с еще не затвердевшей скорлупой.
Потом Давид нашел грибы. Это были те самые грибы, которые он когда-то собирал со старшим братом, еще до того, как в Блонье устроили гетто. Но его новые товарищи отказались есть грибы.
— От этих грибов можно умереть, — сказал Аврум.
Давид поел немного, и ничего с ним не случилось. Другие увидели это и тоже начали есть грибы.
К вечеру Аврум повел их обратно на прежнее место. Они снова пили из ручья, а потом доели овощи и яйца, которые утром спрятали в дупле.
— Как Аврум находит дорогу в лесу? — спросил Давид.
— Немного ему помогает мох, — сказал Ицек, — а немного… я сам не знаю как.
— Что такое «мох»?
Ицек показал ему пучки травы, которые росли на стволах деревьев:
— Видишь, он всегда растет только на одной стороне. Если смотреть на стволы, когда идешь в одну сторону, ты можно узнать, как возвращаться.