Давид не понял.
— Я не понимаю, как это узнать, — сказал он.
— Это очень просто, — сказал Ицек. — Нужно идти наоборот тому, как шел туда.
Давид и на этот раз не понял, но больше спрашивать не захотел. Он решил, что позже сам подумает над этим.
— У тебя есть еще брынза? — спросил он.
— Нет, — засмеялся Ицек. — Моя брынза давно закончилась. Но при случае мы украдем снова.
На вторую ночь Давид тоже спал рядом с Иоселе, и они долго разговаривали перед тем, как уснуть.
— Знаешь, у деревьев есть душа, — шепотом сказал Иоселе.
— Кто тебе сказал?
— Лейбеле. А еще он сказал, что ночью души деревьев выходят наружу.
— Ты с ним дружил?
— Да.
— А какие у деревьев души — хорошие или плохие?
— Наверно, хорошие. Ведь они не делают нам ничего плохого.
Давид на минуту задумался над этим ответом.
— Как ты думаешь, дереву больно, когда ему ломают ветку?
— Может быть, ему это так же, как нам, когда стригут ногти.
— Моя мама всегда сжигала мои ногти в печке, — рассказал ему Давид. — А перед этим смешивала их с перьями.
— И моя мама тоже, — сказал Иоселе, — но без перьев. Знаешь, почему нужно сжигать ногти?
— Нет.
— Чтобы душа не искала их в день Страшного суда.
— Что такое «день Страшного суда»?
— Это конец света. День, когда все мертвые оживут.
— Как это — все-все мертвые оживут?
— Мой дедушка говорил, что да. И тогда я снова встречу маму, и она уже не будет больна.
— А я не знаю, что случилось с моей мамой, — сказал Давид и вздохнул.
— А где твой отец? — спросил Иоселе.
Давид рассказал ему, как они пытались бежать из гетто и как немецкие мотоциклисты их поймали.
— А я не помню своего отца, — сказал Иоселе. — Он умер, когда я был совсем маленьким. Мы жили у дедушки. Мой дедушка продавал книги.
— Ты умеешь читать? — спросил Давид.
— Да. А ты?
— Нет, — сказал Давид.
Когда Давид был очень маленьким, он немного учился в еврейской школе для малышей, но там учили только ивритские буквы. А польские буквы он читать не умел.
— А что делал твой отец? — спросил Иоселе.
— Он был пекарь. Знаешь, он иногда брал меня с собой в пекарню и укладывал спать на печи. Утром он меня будил и бросал мне первую булочку.
Его рот наполнился слюной при одном воспоминании об этом.
— У тебя были братья? — спросил он Иоселе.
— Нет.
— А меня есть два брата и две сестры.
— Где они?
— Я не знаю. Может быть, уже умерли. Во время «акций»…
— Что такое «акции»? — спросил Иоселе.
— Это когда немцы и еврейские полицаи хватают всех евреев и сажают в поезд, чтобы переселить на новое место.
— А где это место?
— На небе.
— Кто тебе это сказал?
— Иона-сапожник, — ответил Давид.
Иоселе минуту помолчал, а потом сказал:
— Хорошо, что моя мама уже умерла.
Глава 4
Печеные птицы
Беги, мальчик, беги
На следующее утро Аврум и Ицек, вооружившись рогатками, пошли охотиться на птиц. Они вернулись после полудня. На плечах у них висело много птиц, связанных за ноги. Самая большая птица была размером с курицу. Аврум сказал, что это тетерев. Давид подумал, что сейчас они разожгут костер и он сможет поесть. Но ему сказали, что нужно ждать до вечера.
— Почему?
— Из-за дыма.
Когда солнце зашло, ребята окружили место для костра высоким забором из веток. Они не хотели, чтобы огонь был виден издалека. Потом Шломо и Аврум разрезали птиц складным ножом Иоселе и острым обломком стекла. Они отрезали всем птицам головы и выпотрошили тушки. Другие мальчики принесли с берега ручья немного грязи и облепили ею каждую птицу по отдельности. Когда в костре появилось много углей, ребята засунули туда птиц, облепленных грязью, и уселись ждать.
— Верни мне мой нож, — сказал Иоселе, обращаясь к Шломо.
— Был твой, а теперь мой, — сказал Шломо и спрятал нож в карман.
— Отдай ему нож, — вмешался Давид.
Шломо встал и с силой толкнул Давида. Все вскочили. Но тут в спор вмешался Аврум, и Шломо вернул Иоселе его нож, хотя неохотно.
Птицы испеклись. Сначала из костра вытащили самых маленьких, большие оставили на потом. Грязь на птицах затвердела от огня. Ее разбили камнями и начали счищать. Вместе с засохшей грязью с печеных птиц сошли также перья, и теперь их можно было есть.
Ночью Давид и Иоселе снова, не сговариваясь, легли рядом. Давид все еще сердился на Шломо.
— Знаешь, этот Шломо был у нас король, пока не пришел Аврум, — сказал Иоселе.