- Слушай меня внимательно, сосунок. Я провел четыре года в бандах и три - во флоте, перед тем как поступить в колледж. Видишь шрам? Я заработал его в банде, но перед этим уложил шестерых бейсбольной клюшкой. Ты не на того напал, парень.
Он толкнул меня на койку. Я сплюнул, но больше не сказал ни слова.
Совершенно спокойным тоном он закончил:
- Завтра я собираюсь прокатиться к Бер-Маунтин. Могу захватить тебя, и мы поговорим.
Весь следующий день я находился под его контролем. Мы выехали из города и направились к верхней границе штата. Это было мое первое путешествие, первое бегство из асфальтовых джунглей с тех самых пор, как я приземлился в Нью-Йоркском аэропорту. Я испытывал восторг, хотя внешне оставался надменным и немногословным.
После краткой остановки в клинике он повел меня в зоопарк. Мы шли по тропинке между рядами клеток, где дикие звери беспрерывно ходили взад-вперед за частоколом железных прутьев.
- Ты любишь бывать в зоопарке, Никки?
- Я ненавижу зоопарки, - я повернул по тропинке назад.
- Правда? Почему?
- Ненавижу вонь от них. Как они все время ходят. Как все время хотят выбраться отсюда.
Мы сели на скамейку в парке. Д-р Джон вытащил блокнот и делал какие-то пометки. Затем он попросил меня нарисовать несколько картинок. Лошадей, например. Коров. Дома. Я нарисовал только один дом с огромной дверью посередине.
- Почему ты нарисовал такую большую дверь в таком небольшом доме?
- Чтобы тупой доктор мог войти в дом, - усмехнулся я.
- Такой ответ мне не нужен. Придумай другой.
- Ну хорошо. Чтобы я смог быстро улизнуть, если кто попытается схватить меня.
- Однако люди делают дверь для того, чтобы входить.
- А я хочу выйти.
- Хорошо. Нарисуй теперь дерево.
Я нарисовал, потом подумал и пририсовал птичку на вершине его.
Д-р Гудмен посмотрел на рисунок и спросил:
- Ты любишь птиц, Никки?
- Я их ненавижу.
- Мне кажется, ты ненавидишь всех и вся.
- Да. Может быть. Но птиц я ненавижу больше всего.
- Ты ненавидишь их, потому что они свободны?
Этот человек начинал пугать меня своими вопросами.
Я взял карандаш и провертел дыру в птице.
- Все, забудь о ней. Я просто убил ее.
- Ты думаешь, что убив, можешь избавиться от всего, что пугает тебя?
- Что ты из себя корчишь, шарлатан! - закричал я. - Проклятье, ты думаешь, что можешь заставить меня рисовать глупые картинки, отвечать на твои тупые вопросы и выворачиваться наизнанку? Я никого не боюсь - слышишь ты? - никого!!! Все боятся меня. Можешь спросить «Бишоп» - они все тебе обо мне расскажут. Нет ни одной банды в Нью-Йорке сильнее «Мау-Маус». Я никого не боюсь! - Я стоял перед ним, дрожа. Голос мой достиг наивысшей точки и сорвался. Д-р Гудмен продолжал невозмутимо делать пометки в блокноте. Взглянув на меня, он сказал:
- Сядь, Никки. Ты не впечатлил меня.
- Слушай, лекарь, ты пожалеешь, если будешь продолжать в том же духе.
На горизонте сгущались тучи, и уже доносились раскаты грома. Д-р Гудмен сказал:
- Надо поторопиться, а то промокнем.
Когда мы сели в машину, первые капли дождя упали на асфальт. Доктор долго сидел в молчаливом раздумьи, прежде чем завести машину.
- Не знаю, Никки, - наконец, сказал он, - просто не знаю, как быть.
Обратный путь был печален. Д-р Джон вел машину, нещадно поливаемую дождем, и молчал. Я был погружен в свои мысли. Не хотелось возвращаться обратно. Мысль о тюрьме угнетала меня. «Не смогу жить за решеткой, как пойманный зверь», - думал я.
Дождь кончился, смеркалось, когда мы въехали в город. При виде унылых, мрачных кварталов, я почувствовал себя погружающимся в болото. Хотелось бежать куда угодно. Внезапно д-р Джон свернул в направлении Форт-Грин.
- Разве мы не едем в тюрьму? - Спросил я, озадаченный.
- Мне предоставлено право либо вернуть тебя обратно, либо освободить. Я не думаю, что тюрьма сделает тебя лучше.
- А, теперь ты на моей стороне, - усмехнулся я.
- Нет, ты не понял. Я думаю, что тебе ничто не поможет.
- Ты полагаешь, док, я безнадежен? - рассмеялся я.
Он остановил машину на углу Лафайет-Стрит и Форт-Грин.
- Это как раз то, что я хотел сказать. Мы работали с такими, как ты, в течение многих лет. Я жил некоторое время в гетто. Но никогда не встречал такого холодного, жестокого человека, как ты. Ты не захотел открыть свою душу. Ты ненавидишь весь мир, ненавидишь самого себя и боишься всего. Ты подохнешь, как собака, на улице. Никто не может помочь тебе, Никки.
Я открыл дверцу машины:
- Катись к черту, док. Мне не нужен ни ты, ни кто другой.