Выбрать главу

Мы подошли к скамейке, и я жестом предложил Вилли сесть. Он послушался и, глядя на меня снизу вверх, попросил:

- Никки, расскажи мне еще про Бога...

Впервые в жизни я понял, как важно разговаривать с моими бывшими товарищами о Христе. На лице Вилли я читал одиночество, невежество, страх... Таким был и я два года назад. И теперь мне хотелось указать ему выход. Сев с ним рядом, я раскрыл Библию на том месте, где заранее пометил несколько отрывков красным карандашом, и принялся читать ему, что говорит Писание о человеческих грехах. На словах «ибо возмездие за грех смерть» Вилли испуганно взглянул на меня:

- То есть как, Никки?.. Если я грешник и Бог за это убьет меня, то что же мне делать? Ведь должен же я что-то с этим делать?! Как мне быть? - он вскочил на ноги, в глазах его стояла тревога.

- Сядь, Вилли, я еще не закончил. Дай мне договорить до конца. Бог любит тебя и не хочет, чтобы ты отправился в ад. Так любит, что пожертвовал Своим единственным Сыном во искупление твоих грехов. Он послал Иисуса на смерть - чтобы ты обрел вечную жизнь. И если ты, Вилли, примешь Его и покаешься, Он спасет тебя.

Вилли рухнул на скамейку с выражением отчаяния на лице. Я присел рядом, глядя на него, и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Я крепко сомкнул веки и принялся молиться, но слезы прорвались наружу и потекли у меня по щекам. Я открыл глаза и увидел, что Вилли тоже плачет.

- Вилли, ты знаешь, что такое покаяние? - спросил я.

Он отрицательно помотал головой.

- Это когда ты изменяешься, преображаешься. Вилли, если ты не против, я бы попросил тебя кое-что сделать... Это может задеть твою гордость - но я буду молиться за тебя. Ты бы не мог встать на колени?

Я даже не надеялся, что Вилли согласится, - по тротуару мимо нашей скамейки сновали туда-сюда люди, - но он кивнул и без колебаний опустился на колени посреди дорожки. Глядя на меня снизу вверх, он промолвил:

- Никки, если Бог изменил тебя - Он может сделать то же и со мной... Ты помолишься за меня?

Я опустил ладони на голову Вилли и начал молиться. Я ощущал, как он содрогается всем телом. Слышал его всхлипывания. Он принялся молиться вслед за мной. Мы оба вслух, громко молились. И я сквозь слезы воскликнул:

- Господи! Коснись Вилли Своей десницей. Коснись моего друга Вилли! Спаси его. Сделай так, чтобы он вел к Тебе других!

Вилли продолжал молиться - громко, с мукой в голосе:

- Иисус!.. Иисус, помоги мне!.. Помоги мне! - он судорожно вздохнул, подавляя рыдания, и вновь выкрикнул. - О, помоги мне, Иисус!

Мы ушли из парка только под вечер. Когда сгустились сумерки, Вилли отправился домой, на прощание пообещав привести ко мне на следующий вечер остальных. Я смотрел вслед Вилли, растворяющемуся в летних сумерках. Даже со спины было заметно, что он изменился. Что-то передалось ему от меня.

Насколько я могу припомнить, ночевать на Клинтон-Авеню я в тот вечер не пошел... Мне вспоминалось, как я бежал по полю перед нашим домом в Пуэрто-Рико, хлопая руками, словно крыльями, силясь полететь вслед за птицами... В тот вечер в Нью-Йорке я, наконец, парил: с высоко поднятой головой, дыша полной грудью, дыханием своим славя Господа.

Остаток лета я провел в уличных богослужениях и индивидуальном общении с членами банды. Я постился, как учит вера, не принимая пищи с 6 часов утра в среду до 6 утра в четверг. И обнаружил, что во время молитвы и поста со мной происходит что-то чудесное.

Я переписывался с Глорией, и со временем письма ее обрели теплый, дружеский тон, точно ей нравилось писать мне. Планы ее на будущий год еще не определились, и я молился за нее.

За две недели до моего возвращения в школу один бизнесмен-христианин из попечительского совета Дэвида вручил мне банковский чек: совет решил премировать меня за плодотворные труды. Он предложил мне потратить эти деньги на билет до Пуэрто-Рико: чтобы я перед началом учебного года навестил своих родителей.

Это было самое потрясающее событие в моей жизни. Я прилетел в Сан-Хуан в понедельник вечером и автобусом добрался до Лас-Пьедрас. Когда я сошел с автобуса, было уже совсем темно. Я двинулся через город к началу знакомой тропинки, которая вилась поросшим травою склоном к белому домику на вершине холма. Роились воспоминания...

- Это же Никки! Никки Круз! - вдруг закричал кто-то, и я увидел, как кричавший кинулся, опережая меня, вверх по тропе, чтобы известить о моем приезде отца и мать. Несколько секунд спустя дверь дома распахнулась и оттуда ринулись вниз по холму четверо моих младших братьев. Я не видел их пять лет, но узнал. За ними, в развевающейся на ветру юбке спешила мама. Я выпустил из рук чемодан и бросился им навстречу. Через мгновение мы смешались в водовороте счастливых выкриков, слез и объятий. Братья карабкались на меня и в конце концов повалили наземь - в некоем подобии борцовского поединка. Мама, опустившись подле меня на колени, обнимала и покрывала меня поцелуями.