Спустя некоторое время я поднялся с колен и оглядел присутствующих. Все новые и новые люди подходили, преклоняли колени и принимались молиться и плакать. Я переходил от одного к другому, возлагал на них руки и произносил слова молитвы. Обойдя так всю комнату, я оглянулся. Над склоненными головами молящихся возвышалась лишь прямая фигура отца, он стоял, прислонившись к стене. Наши взгляды встретились, - и я заметил, как у него затрясся подбородок. Глаза его наполнились слезами, но он отвернулся и поспешно вышел вон.
Папа так никогда открыто и не принял христианскую веру. Но с того вечера в нем произошла заметная перемена и спиритических сеансов в доме Крузов больше не проводилось. Два дня спустя я вернулся в Нью-Йорк. А еще через неделю один из местных служителей крестил мою мать и двух братьев.
До начала нового учебного года мне оставалось провести в Нью-Йорке меньше недели. Вечером накануне моего отлета должно было состояться большое молодежное собрание в церкви, и мы приложили все усилия, чтобы ребята из «Мау-Маус» посетили его. Я подружился с их новым вожаком, Стивом, - и тот пообещал привести своих парней туда, если я тоже приду.
Я как раз стоял возле портала, рассматривая дыры от выстрелов двухлетней давности, когда «Мау-Маус» начали подтягиваться к церкви. Их явилось около 90. Маленькая церковь оказалась заполненной до отказа.
Еще завидев их у входа, я крикнул:
- Эй, ребята, тут владения Бога. Шляпы долой! - Они с готовностью повиновались.
Один парнишка, стоявший в самом углу с какой-то малолеткой, спросил:
- Эй, Никки, а можно я буду обнимать свою девчонку?
- Валяй, приятель, - отвечал я. - Но никаких поцелуев или прижиманий!
Остальные довольно захохотали и протопали вовнутрь.
В конце службы пастор попросил меня выступить со своим свидетельством. Я оглянулся на ребят. При мысли о том, что мне завтра улетать в Калифорнию, по спине пробежал холодок: я осознал, что некоторых из них по возвращении уже не застану. Они будут за решеткой или мертвы. И я начал свою проповедь. Я говорил с ними как умирающий с умирающими. Отбросив все условности, я изливал им свою душу. С начала службы прошло уже два часа. Моя проповедь заняла еще сорок пять минут, но никто не ушел. Когда я закончил, по моему лицу струились слезы. Я воззвал к ним, призывая вручить свои жизни Господу, - тринадцать ребят из банды вышли вперед и преклонили колени перед алтарем. Если бы Израэль мог быть среди них!..
Одним из вышедших был мой старый приятель, Гектор-Ураган. Я вспомнил, как привел его в банду, как затем у нас с ним был «честный поединок» и как он бежал от меня, видя, что я готов убить его за украденные у меня часы... Теперь он стоял на коленях перед алтарем.
После службы мы с Ураганом вместе направились назад, в Форт-Грин. Он был у «Мау-Маус» военным советником. Поскольку я сам ввел его в банду, то был особенно озабочен его судьбой. Я спросил, где он живет.
- В одной заброшенной квартире, - ответил он.
- А что так, почему не со своими? - поинтересовался я.
- Они вышвырнули меня, - поведал он. - Они меня стыдятся. Помнишь, я был одним из первых, вышедших вперед в тот вечер в Сант-Николас-Арена, вместе с тобой и Израэлем. Несколько недель спустя я уговорил своих ребят отправиться со мной в церковь - и они обратились. Мы все активно участвовали в богослужениях, я работал с молодыми, вышел из банды... Все как у вас с Израэлем. Но церковь предъявляла слишком жесткие требования. Я хотел организовывать вечера для молодежи, но они не верили в успех. Кончилось тем, что я разуверился и перестал этим заниматься.
Все та же старая история: позже он встретился с «Мау-Ма-ус», и те уговорили его вернуться в банду, как пытались уговорить и меня. Они внушали ему, что христиане - тупицы, слабаки, слюнтяи - и что получить настоящие ответы на жизненные вопросы можно лишь в банде. Они буквально обратили его вновь в свою бандитскую веру.
Затем последовала серия арестов. Родители пытались уговорить его, но он упорствовал - и в конце концов они, отчаявшись, объявили ему, что если он не желает жить по-человечески, то пускай уходит из дома. Он решил уйти и выбрал в качестве пристанища обреченное на снос здание.
- Иногда я хожу голодный, - рассказывал он. - Но лучше уж ничего не жрать, чем просить об одолжении папашу. Он упертый. Только и знает, что читать Библию да ходить в свою церковь. Я тоже был таким некоторое время, но теперь вернулся туда, где мое место, - к «Мау-Маус».
Мы подошли к его пристанищу. Окна старого дома были заколочены щитами, но он сообщил, что есть проход: один из щитов приподнимается, и можно проникнуть внутрь. Спит он на подстилке, на полу.