Проводив ее до дверей комнаты, я стрелой помчался к своему общежитию - в душ. Стоя под холодной струей и втирая мыло в красные, опухшие ноги, я благодарил Господа за то, что Он ниспослал мне Глорию, и за хранящую силу Духа Его.
- Господи! - бормотал я под водяными струями, бьющими из отверстий душа. - Я знаю, что она создана для меня. Эти муравьи тому свидетельство. Я славлю имя Твое за то, что Ты дал мне это понять, и молю Тебя: не указывай мне этого больше таким способом.
На другой вечер, в воскресенье, мне предстояло проповедовать в нашей религиозной миссии - в церквушке Сан-Габриэл. Делясь историей своей жизни с небольшой группой робких прихожан, я ощущал присутствие Духа Божьего. В конце службы я призвал паству к алтарю и увидел, как Глория поднялась со своего места в заднем ряду и направилась ко мне. Глаза наши встретились, она встала на колени перед алтарем и склонилась в молитве. Я преклонил колени рядом с нею, а сеньор Кастильо, положив нам ладони на голову, начал молиться. Я почувствовал, как рука Глории, под воздействием наполнившего ее сердце Духа Божьего, впилась мне в локоть. Десница Божья покоилась на нас обоих.
На Рождество я отправился вместе с ней в Окленд. Она договорилась, чтобы я пожил у ее друзей, так как родители по-прежнему не одобряли ее обучение в Библейской школе. Местный пастор, преподобный Санчес, привлек меня читать проповеди в небольшой церкви, где служба велась на испанском языке. Называлась церковь Миссия Вифания. Дни я проводил с Глорией, а вечерами проповедовал. Большего счастья я себе и представить не мог.
Весной, незадолго до окончания моего последнего года обучения, я снова получил письмо от Дэвида. Он намеревался купить старый большой дом на Клинтон-Авеню, чтобы открыть там центр для работы с неблагополучными подростками и наркоманами, и приглашал меня после школы вернуться в Нью -Йорк - сотрудничать в этом центре, которому он хотел дать название «Тин челлиндж».
Я обсудил это предложение с Глорией. Похоже, Бог распорядился за нас в отношении планов на будущее. Мы думали обождать еще год, пока Глория не закончит школу, и затем уже пожениться. Но теперь открылась новая перспектива. Господу, видимо, было угодно, чтобы я вернулся в Нью-Йорк. Но ехать туда без нее я не мог.
Я написал Дэвиду, что буду молиться об успехе предприятия и что мы с Глорией решили пожениться. Уилкерсон ответил, что будет ждать моего решения и с радостью примет и Глорию.
Мы решили сыграть свадьбу в ноябре. Месяц спустя, приняв предложение Уилкерсона, мы прибыли в Нью-Йорк и начали работать вместе с ним в «Тин челлиндж».
Старый, громоздкий трехэтажный особняк по Клинтон-авеню, 416 располагался в самом сердце жилого массива Бруклина, всего в нескольких кварталах от Форт-Грин. Тем летом приехавшие на каникулы студенты колледжей помогли нам расчистить дом внутри и начать нашу работу. Дэвид нанял молодую пару жить в доме и присматривать за порядком. Для нас же с Глорией оборудовали квартиру в бывшем гараже на задворках особняка.
Душ находился в здании центра, а единственным спальным местом в нашем жилище была узкая кушетка. Но для нас это был рай. У нас ничего не было, но мы и не нуждались ни в чем. Нам хватало друг друга и горячего желания служить Господу. В ответ на извинения Дэвида за то, что нам приходится жить в таких условиях, я напомнил ему, что служение Иисусу не жертва, а честь.
Перед самым Рождеством я решил снова нанести визит «Мау-Маус». Я беспокоился за Гектора-Урагана. Мне хотелось отыскать его и, раз уж я теперь вернулся в Бруклин, вплотную заняться его судьбой.
Обнаружив группу «Мау-Маус» в кондитерской лавке, я с ходу спросил их:
- Где Ураган?
Они переглянулись, и один ответил:
- Поговори с нашим главарем, Стивом; он тебе все расскажет...
Я боялся узнать правду, но все-таки отправился к Стиву на квартиру и, обменявшись с ним приветствиями, спросил:
- Что случилось с Гектором?
Стив покачал головой.
- Давай выйдем, - сказал он, помолчав, - и я тебе расскажу. Не хочу, чтобы мать слышала...
Мы сошли вниз по лестнице и остановились в подъезде, чтобы не выходить на улицу под пронизывающий ветер. Здесь Стив и рассказал мне историю Гектора:
- После разговора накануне твоего отлета в Калифорнию он стал каким-то беспокойным, озлобленным. Я никогда его таким не видел. Во время одной большой стычки с «Бишоп» он дрался как сумасшедший - орудовал ножом направо и налево, не разбирая, где свои, а где чужие. А через три месяца пришел и его черед.
- Как это случилось? - спросил я, мучимый тяжелым предчувствием, от которого у меня перехватывало дыхание и щемило сердце. - Кто это сделал?