Не прошло и часа после моей выписки оттуда, как я вколола себе первую после большого перерыва дозу - и пошла промышлять. Только теперь это давалось труднее. Меня просто пугались.
Один парень, испанец по имени Рене, часто заговаривал со мной на улицах. Он приторговывал наркотиками и сам кололся, но потом попал в ваш Центр «Тин челлиндж», порвал с прошлым и принял христианскую веру. Он несколько месяцев приставал ко мне с уговорами завязать. Однажды в холодную мартовскую ночь мне позарез нужно было уколоться. Я кое-как доковыляла до угла квартала, завернула за угол и, поднявшись по ступенькам, рухнула у конторки вашего Центра, на Клинтон-Авеню, 416. Дежурил в ту ночь Марио. Он позвал Глорию. Та помогла мне подняться и повела через боковую дверь в часовню: «Встань на колени. На колени, Мария, и молись». Я была как заторможенная, мне казалось, что умираю, - но если для того, чтобы спасти жизнь, нужно сделать, как она велела, то я была готова. Я опустилась на колени возле скамьи, но, прежде чем успела преклонить голову, меня вырвало. Прямо на блузку. Плача и трясясь, я рухнула на пол... Когда я вновь подняла глаза - вокруг меня стояли девушки. Некоторых я узнала: видела их в тюрьме. Но теперь они были другими - точно ангелы. Они словно парили, обступая меня, и улыбались. Потом они стали молиться. Ладони Глории легли мне на голову. Какой-то мощный импульс пронзил меня. Некая сила, струившаяся в мое тело из ее нежных рук, словно приподнимала меня над полом... Мне послышалась музыка: одна из девушек пела, к ней присоединились другие. Я содрогнулась - и меня опять начало тошнить. С трудом выговаривая слова, я попросилась лечь. Сильные руки подхватили меня, приподняли и понесли куда-то вверх. Потом послышался плеск воды, с меня стянули одежду. Мне было все равно - пускай они хоть утопят меня.
Впервые за несколько месяцев с меня смыли всю грязь - и мне стало легче. Потом меня вытерли, одели в чистую сорочку и провели к койке. «Можно мне покурить?» - спросила я. Глория ответила: «У нас не курят, извини. Но хочешь, дам конфету. Попробуй, может быть, поможет». Я рухнула на койку, и меня стал колотить озноб. Они по очереди сидели со мной. Всякий раз, как я просила покурить, Глория совала мне в рот новую конфету. Так они дежурили подле меня двое суток. Просыпаясь среди ночи, я видела рядом Глорию, которая читала Библию или громко молилась. Меня никогда не оставляли одну. На третий вечер Глория сказала мне: «Мария, пойдем, я хочу, чтобы ты сошла вниз, в часовню, на богослужение...» Я была так слаба, что едва могла стоять на ногах, но спустилась и уселась в глубине комнаты. Это был как раз тот вечер, когда ты читал проповедь, и когда я пришла потом в твой кабинет и на коленях выплакала свою душу Господу.
Мария умолкла. Она не отрывала взора от Библии у меня на столе.
- Мария, - мягко сказал я, - скажи: разве Господь не внял твоим слезам?
Она подняла взгляд на меня, и по щеке ее скатилась слеза:
- О, да. Он внял. Я никогда в этом не сомневалась. Но как только меня тянет к наркотикам, я готова отступить... Молитесь за меня, не переставайте. С Божьей помощью я теперь постараюсь выдержать и не сдаться.
С Христом - в Гарлем
Дэвид все время находился в пути, набирая добровольцев на летнюю работу и ища спонсоров для Центра. С течением времени он все реже и реже лично общался с обращенными наркоманами и постепенно оказался в положении администратора, - роль, принятая им на себя не добровольно, а в силу обстоятельств.
Основная наша работа на местах состояла в проведении уличных религиозных собраний и в личных беседах на городских перекрестках. Почти каждый день после обеда мы устанавливали помост и громкоговоритель в каком-нибудь гетто.
Однажды мы с Марио и еще несколько сподвижников отправились на микроавтобусе в самое сердце испанского Гарлема. Мы раздавали наши трактаты, пытались собрать достаточное число слушателей для уличного богослужения - но без особого успеха.
- Я все-таки соберу народ... - проговорил Марио.
- Не сегодня, - разуверил его я. - Никому тут до нас нет дела. Можно спокойно сворачиваться и ехать домой.
- Нет! - упрямо повторил он. - Мы соберем толпу. Не пройдет и часа, как мы закатим такое массовое богослужение, какое вам и не снилось...
- Брось, как это ты, интересно, собираешься проводить службу без слушателей? Сегодня они не настроены.
- Неважно. Доверься мне, - сказал он и, застенчиво улыбаясь, исчез за углом.
Мы же начали расставлять оборудование. Я чувствовал себя Ноем, сооружающим ковчег на вершине горы. И мы, как он, работали, веря, что, настанет час, когда Бог разверзнет хляби небесные.