— Вдобавок куда-то пропал негр, сообщивший вам об убийстве, — напомнил ему лейтенант.
— Да, и он тоже… Я позвонил и сообщил о краже машины. Можете узнать у…
— Я вам верю.
— О задержанном я не упомянул по телефону, потому что не знаю его фамилии… Я вернулся в ресторан, чтобы сообщить о негре, который вдруг пропал, но наши парни в это время допрашивали управляющего и хозяина магазина и к сержанту никого не пропускали…
— А почему вы не позвонили мне?
— Не подумал об этом.
Лейтенант смерил его долгим взглядом:
— Для детектива вы чересчур рассеянны и забывчивы.
После этих слов Уолкер неожиданно потерял контроль над собой и весь обмяк. Прикрыв лицо руками, он выдавил из себя:
— Я ужасно устал прошлой ночью.
Он был пьян, подумал лейтенант. А Брок, шурин Уолкера, подумал: он все еще не протрезвел, хотя внешне это и не заметно.
— Ну ладно, — сказал лейтенант беззлобно, — побывайте еще раз в ресторане, может быть, вы опознаете того негра с улицы. А если нет, съездите в морг, может, обнаружите его среди убитых.
Уолкер тяжело поднялся.
— Я могу идти?
— Подождите в коридоре, пока стенограф составит протокол. Вам нужно подписать его. О’кэй?
— А потом отправляйся и хорошенько выспись, — добавил Брок.
Когда Уолкер вышел из кабинета, лейтенант и Брок обменялись многозначительными взглядами.
Снегопад прекратился, но зато на город спустился густой туман. Верхние этажи небоскребов исчезли, словно их проглотило небо. Единственными оазисами света были ярко освещенные витрины магазинов да лучи автомобильных фар, казавшиеся в этой грязно-серой мгле светящимися щупальцами какого-то животного.
Машина Брока медленно продвигалась в сплошном потоке заснеженных автомобилей.
Когда он попал наконец в Гарлем и въехал на 113-ю стрит, Брок подумал: «Если в центре Нью-Йорка скажешь, что туман город спрятал, то здесь он его пожевал-пожевал и выплюнул». По сути дела, это был уже не город, а воспоминание о нем: когда-то, мол, здесь жили люди…
Сколько Брок себя помнил, он, можно сказать, всегда был полицейским. Даже не обладая изощренной фантазией, любой полицейский сказал бы сейчас, что дела у его шурина, Уолкера, не ахти. Брок заставлял себя не думать об этом. Успеется, когда он соберет все факты. Единственное, от чего он не мог отделаться, — это вопрос о возможных мотивах убийства.
Улица, по которой он ехал, была настолько грязной, что он невольно поморщился.
Могли бы, по крайней мере, убирать тротуары, подумал он, словно забыв о том, что еще несколько лет назад городские власти отказались от уборки улиц в Гарлеме.
Известие об убийстве уже достигло Гарлема. Те немногие негры, которые встретились Броку, смотрели на него с неприязнью. Но это его не трогало…
Приятели частенько подтрунивали над Броком, называя его «телефонной будкой», — он был высоченного роста и очень широк в плечах. Если бы его маленькие глаза на костистом обветренном лице не были такими холодными, Брока можно было бы принять за добродушного увальня.
Луки Вильямс жил в обшарпанном доходном доме на 11-й авеню. Выбитые стекла во многих окнах заменяли пожелтевшие газетные листы. Брок тщательно запер машину и вошел в дом.
В длинном коридоре не горела ни одна лампочка, пахло плесенью. Поставив ногу на первую ступеньку, он подумал: «Не лучше ли достать пистолет? А вдруг где-то за углом притаился черномазый, готовый проломить ему череп или перерезать горло?»
Он поднялся на четвертый этаж и постучал. Дверь приоткрыли, но цепочку не сняли. На него смотрела негритянка, почти совсем седая.
— Вы, наверное, из полиции… Сейчас, когда его убили… — это прозвучало как обвинение.
Он достал из кожаного футляра служебный жетон, предъявил ей и проговорил неожиданно виноватым голосом:
— Вы правы… Я сержант Брок… А вы, наверное, миссис Вильямс. Вы позволите войти? Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Она молча сняла цепочку и пропустила его в квартиру. Эта рано постаревшая женщина была хорошо знакома с нуждой и научилась ей не покоряться. Даже сейчас ее лицо выражало скорее ожесточенность, чем горе. Поверх синего шерстяного платья на ней была черная кофта.
Войдя в комнату, Брок быстро огляделся. Посреди комнаты стоял большой стол, на нем лампа и пепельница; несколько колченогих стульев прятались по углам, и только один стоял у стола. У стены против окна он заметил самодельную печурку, а рядом — старое кожаное кресло… В нем, наверное, часто сиживал убитый. Весь угол напротив двери занимала большая двуспальная кровать, покрытая малинового цвета шерстяным одеялом.