Она увидела высокого мужчину с суровым лицом, почти классическим профилем и великолепно мускулистым телом. Аполлон с изрезанным ножом плечом, широко расставленными стальными серыми глазами и короткой стрижкой, которая каким-то образом выглядела непослушной.
«Джули, ты красивая. Как насчет кофе?»
«Я бы очень этого хотел».
«Вот, ты маневрируй этими мерзкими чашечками, пока я счищаю грязь».
Он исчез в ванной и некоторое время бодро плескался. Когда он вышел, кофе разлили в две пластиковые чашки, а Джули сидела на кровати. Он сел рядом с ней, и они потягивали все еще обжигающий напиток.
"Так ты в O.C.I.?" он начал формально.
"Угу". Ее глаза скользнули по его телу, затем быстро отвернулись.
Картер заметил этот взгляд и наслаждался им.
«Предположим, вы рассказываете мне о вашем собственном непосредственном прошлом. Что вы видели и слышали в Пекине; такие вещи».
Она рассказала ему быстро, в резкой, острой манере человека, привыкшего делать важные отчеты и выслушивать их. Мысли Ника вбирали в себя каждое слово, хотя его взгляд скользил от ее губ к ее губам, а затем к твердым, волнующим грудям, которые поднимались и опускались вместе с ее размеренным дыханием, как будто посылали приглашения.
Когда она закончила свой рассказ, она спросила его: «Кто такая Рита Джеймсон? Ястреб не рассказывал мне о ней».
Он сказал ей. Ее глаза расширились от ужаса, когда он описал сцену в Центральном парке. Она протянула руку и нежно прикоснулась к нему, когда его лоб затуманился от воспоминаний о том, что он считал своей собственной виной. У него участилось дыхание.
"Она была очень красивой?" спросила она.
«Она была», - серьезно ответил он. «Слишком красиво, чтобы так умереть». Он заглянул в миндалевидные бассейны ее глаз. «Но не так мила, как ты. Некоторые джентльмены предпочитают брюнеток». Ему показалось, что ее дыхание тоже участилось. Он поднял свое тело и встал с кровати, схватив ее руки своими.
«Возможно, нам лучше немного поспать. Мы должны встать очень рано».
Он осторожно поднял ее на ноги.
«Возможно, нам следует», - пробормотала она. Она освободила свои руки от его рук и очень легко обняла его шею своими удивительно смуглыми руками. "Доброй ночи." Ее губы коснулись его. Оружие осталось на месте. Его собственные руки поднялись, словно на скрытых нитях, и обняли ее, минуя вызывающую твердую мягкость ее великолепной груди.
«Спокойной ночи», - сказал он и нежно поцеловал ее в губы и глаза. Ее руки сжались вокруг него.
«Спокойной ночи», - прошептала она. Ее губы скользили по его лицу. Чудесные груди прижались к его груди. Она чувствовала долгожданное тепло его гибкого мужественного тела.
«Спокойной ночи», - выдохнул он. Его руки скользнули по ее спине и обвели контуры ее бедер. Одна рука обняла ее, а другая прижалась к его губам. Их губы загорелись от их тел и слились в пламени. Некоторое время они стояли так, два совершенных человеческих тела почти слились в одно.
Ник запрокинул голову, все еще прижимая ее к себе.
«Пора спать, Джули», - мягко сказал он. "Вы хотите спать в одиночестве?"
Ее руки скользили по коже его рук и туловища.
«Питер Кейн. Кем бы ты ни был… выключи свет. Я хочу тебя».
Юлия Барон
Длинный, дрожащий вздох сорвался с ее приоткрытых губ. На полу валялась забытая одежда. Давние воспоминания Картера о графине де Френэ улетели на крыльях новой, более глубокой страсти. Твердые бедра так близко к нему, ритмично волнообразно двигаясь, давая и поднимая
поднимаясь и опускаясь, текущее и отступающее.
Узкая армейская койка была оазисом удовольствия, затемненная комната - смесью неожиданных и восхитительных удовольствий. Двое, которые жили этим моментом, безо всяких ограничений и стыда занимались чудесной любовью. Ник Картер, он же Питер Кейн, чувствовал, как каждый напряженный нерв в его теле подчиняется текучей красоте Джули и бесконечному, мимолетному фрагменту времени.
Она говорила с ним несколько раз, задыхаясь, слова были бессвязными, но полными значения, которое так красноречиво выражало ее тело. Он что-то прошептал, ничего, и поймал ее гибкую твердость под собой, его мощные мускулы сделали его тело инструментом удовольствия. Она застонала, но без боли. Она обвела его мочку уха острыми зубами и кусалами и пробормотала, задыхаясь. Тьма растворилась в крошечных отдельных столбиках тепла, столбах, которые соединились в темноте и загорелись. Их чувства закружились в единении парящего счастья. Для кратких, восторженных моментов составные части чертежа, как взорвать железнодорожный поезд или деталь из пистолета 45-го калибра, значили меньше, чем ничего. Они принадлежали к другому слою жизни, а не той жизни, которая сейчас пульсировала между ними. Мужчина и женщина слились воедино. Их умы и сердца пылали бурными эмоциями. Оба почувствовали, как одно целое, ошеломляющий прилив чудесного освобождения.