Вскоре перешёл к её шее, оставляя пару заметных следов. В глубине души Харрис понимает, что потом придется носить шарфы и водолазки кучу времени, но сейчас плевать на всё.
Она едва успевает вообще понять, что происходит, когда Нильсен вдруг отстраняется от неё, громко выдыхая и прикрывая лицо рукой.
— Ты издеваешься? — она поправила невесомую лямку платья, которая уже давно должна была полететь к чертям.
Он ведь правда издевается! Оба безумно скучали по таким вечерам, по этой страсти, по тем ощущениям, по тому адреналину, который они получали. Но Александр — экстримал, который любит получать то, чего хочет. Но чтобы это досталось так легко… Неинтересно.
Он злобно ухмыляется, ликуя из-за своей стальной выдержки. Аккуратно, будто перышко, спускает девушку на пол и хлопает по плечу.
— Пойдем в комнату? — тихо произнес он, будто надеясь, что она не услышит.
Та отвернулась, будто обдумывая, что бы такое обидное ляпнуть, но потом поворачивается к нему и, обхватив его лицо за щеки, снова поцеловала. Оттянула нижнюю губу и с силой прикусила, слизнув пару капель проступившей крови.
— Иди нахер, — она взяла его за воротник, пользуясь не такой существенной разницей в росте и с напором начала придвигать Нильсена к стене. Тот, не ожидая такого напора, поддался.
— Что ты… — он едва соображал, учитывая всё произошедшее, и хотел уже снова взять весь контроль в свои руки, но её руки явно вводили его в ступор и мешали думать.
— Достал! — она быстро потянула за ремень, чтобы бросить его куда подальше, — Сколько можно?! У нас и так вся жизнь — сплошные качели… — она с такой силой отбросила аксессуар, что он громко ударился о пол. Чайник ревел, заставляя Агату буквально кричать, чтобы мужчина её услышал, — И теперь, когда прошло столько времени… Ты просто возьмешь, и скажешь «Стоп»?! Да знаешь, что?! — она была в бешенстве, с силой потянув за бегунок его джинс, чуть не оторвав его. — Иди на-хер!
Быстро стянув с него штаны и, на удивление, не встретив сопротивления, она ухмыльнулась, довольная зрелищем. Стальная эрекция. Переведя взгляд на Алекса, она прищурилась и, закусив губу, произнесла:
— Н-да, а я уж испугалась, что я больше не в твоём вкусе.
— Ты всегда была в моём вкусе, — будто невзначай бросил он, принявшись изучать наигранно заинтересованным вглядом потолок.
— Но ты всё равно играешь в эти глупые игры, — она с силой сжала вставший орган, надавив на основание и принявшись прожигать в лице Алекса дыру, наблюдая за эмоциями.
Тот что-то прокрехтел, но, найдя лучший ответ, в итоге сказал:
— Играю.
Она не ожидала, что этот болван признает свою ошибку. Вот так легко! И неожиданно. Да, Алекс умеет удивлять, делать что-то непредсказуемое, но иногда это просто восхитительно. Никогда не знаешь, что будет завтра, но навсегда запомнишь сегодня, ведь каждый день проходит по-разному, необычно, спонтанно. Конечно, спокойную жизнь так не проживешь, но это безумно захватывающе.
Она, наконец, отпустила его, вызвав облегчëнный вздох, а после, потеряв бдительность, оказалась и сама прижата к стене, но теперь спиной к нему.
— Решила пристыдить меня?
Ну, разумеется. Это был его коварный план. Притупить её бдительность, а потом и самому вступить на лидирующую позицию.
— Я… — она попыталась вырваться, но Нильсен, конечно, физически сильнее. Не больно то и хотелось.
— Дело в том, каттен, — он одной рукой сжал её запястья над головой, прислонив к стене, а другой слегка приподнял её легкую юбку, поднимаясь всё выше. — Что меня как никогда тянет на прелюдии. А всё потому, что ты на меня так влияешь.
Она не могла ответить, ведь его пальцы уже начали касаться самых чувствительных точек сквозь белое кружево, которое она надела будто специально, чтобы подразнить его.
Ей было, что сказать. Например, «Если бы я хоть на что-то влияла, мы бы уже трахались». Но ничего не могла говорить. Внизу так невыносимо жжёт, и такое ощущение, будто его рука вот-вот сгорит, но руки у Александра такие ледяные, что бешенный контраст обостряет ощущения и дурманит ещё больше, заставив девушку окончательно обмякнуть. Всё, что заставляло её продолжать стоять, крепко прижатой к этой стене — его сильные руки, быстрые, ледяные ладони и его подбородок, упирающийся в её плечо и завораживающий, пошлый шёпот, пронзающий слух и озвучивающий все её мысли.
Её ног коснулся кипяток, который от перегревания уже выбежал из чайника. Она слегка поморщилась, но вряд ли будут ожоги, или она вообще обратит на это чуть больше внимания, ведь Агата сама сейчас намного горячее какого-то там кипятка.
Всё внимание сосредоточено на пальцах Александра. Её всегда удивляло, откуда он так хорошо знает все её слабые места, важные точки, которых необходимо коснуться, чтобы вызвать нужную реакцию. Может, это из-за того, что он хорошо еë знает, но чтобы настолько… Волшебник.
— А-алекс, — он ненавидел, когда она его так называла, но сейчас нет времени на то, чтобы целиком произносить длинные имена. Выдоха хватает только на половину, ведь его пальцы уже двигаются внутри, постоянно сгибаясь и разгибаясь, создавая сильный контраст, возводя на вершину блаженства и заставляя просто забыть, где они и что было сегодня, вчера, чëрт, уже всё равно даже, как их зовут.
Каждые несколько секунд вводит новый палец, заставляя её произносить его имя всё громче и короче. Когда она уже была не в силах произнести даже букву «А», Нильсен резко вытащил пальцы, будто предугадывая, что она почти достигла пика, и быстро подносит пальцы к её рту, призывая вернуться к реальности.
Агата, почти не раздумывая, легонько касается пальцев языком, пытаясь отдышаться и вообще понять, что сейчас произошло и как на это реагировать.
Твою мать, как же это красиво. Она, такая маленькая, беспомощная, но постоянно старается казаться сильнее, чем она есть на самом деле, заставляя его снисходительно улыбаться. Она ведь даже не сопротивляется, хоть он сейчас и просто по-свински с ней поступил. Так покорно облизывает его пальцы, которыми он минуту назад грозился довести её до вершины блаженства, а сейчас так нагло пользуется её ступором. Вот она. Совесть проснулась.
Девушка, наконец, понимает, что случилось, и уже пытается повернуться к нему и сказать что-то грубое, как вдруг чувствует, что Алекс входит в неё. Аккуратно, медленно, давая привыкнуть, будто извиняясь. До этого он, конечно, хотел поиграть, но сейчас всё, чего обоим хочется — просто поставить точку на том ужасном этапе их ссоры.
С каждым толчком всё глубже и сильнее, ведь он знает, как она любит. Может, сейчас она и выглядит как покорный котёнок, но предпочтения своей дамы он знает отлично. С каждым разом всё грубее и сильнее, он и сам начинает тихо хрипеть, едва успевая оставлять лëгкие поцелуи на её плече, щеках. Снова контраст. Снова качели. Вот это динамика…
Когда Агата, всё-таки кончив, ещë сильнее обмякла, настолько, что, кажется, могла упасть сейчас в обморок, Алексу оставалось только придержать её ещё пару секунд, чтобы и самому излиться ей на бедро. Она потом накричит, обязательно накричит на него за то, что он испачкал одно из её любимых платьев, но сейчас вообще ничего не важно.
— Теперь ты точно прощен, — говорит она, пытаясь зацепиться за стену ногтями. Он всё ещё держит её, но и сам готов свалиться. Но её он не отпустит. Ни за что.
Это так сложно. Вся их любовь — сплошные падения и взлеты. Ссоры и жаркие примирения. Крики и стоны. Он извиняется, она прощает. Так всегда.
Может, кому-то это покажется странным, диким, опасным, пугающим настолько, что даже близко подойти страшно, не то что дотронуться, но это такая любовь. Насыщенная, взрывная, нежная, крепкая, вечная.