- В 1995 году здесь было намного хуже, - сказал Микола, - а сейчас, смотри, мусора на улице нет, вот мусорный контейнер, как кто мимо контейнера или урны мусор бросит, то доглядающий за этим человек так по хребтине палкой съездит, что заречешься и в другом месте мусор на дорогу бросать. Никаких тебе протоколов об административных нарушениях, никаких тебе судебных приставов, негласный городовой стоит на каждой улице и бдит.
- Что, и детей за это бьете? - удивился я.
- Зачем детей бить, это нехорошо, - сказал Вася, - родителей за это бьем, а уж как потом родители втолковывают своим чадам правила поведения человека в общественных местах, нас не касается, но народ в нашем городке стал намного культурнее. Вот бы в столицу наши порядки перенести, было бы очень здорово.
- Как же называется ваш городок? - не удержался я от вопроса.
Вася удивленно взглянул на меня и сказал:
- Химки. А ты чё, мужик, не местный?
- Приезжие мы, - согласился я, - Гудыма сказал, что его каждая собака знает, вот и я и проверял, знает ли его каждая собака в этом городе.
- Ну, и как? - спросил Мыкола.
- Не врет старик, - сказал я, - а вам спасибо за беседу, за табачок и вообще вы, ребята, хорошие люди. Если что, приходите сюда, я за вас перед Гудымой словечко замолвлю.
Яицилимы ничего не сказали, но остались смотреть на то, как я пойду к дому местного авторитета.
- Проверяют, - подумал я, - не лоханулись ли они, не взяв с меня дань, хотя в моих карманах они не нашли бы не только ни копейки, но даже крупинки табака.
Я шел и думал на тему, почему Россия такая безмолвная? Почему она «хавает» все, что ей преподнесет власть. Почему в других странах, даже в республиках бывшего СССР народ намного активнее и имеет собственное мнение, которое оно не побоится отстаивать даже на баррикадах?
Первое. Эти народы не были под монголо-татарским игом. Сейчас это иго начинают переиначивать по типу тому, что татары, мол, сами под монголами были, и что татары бывают разные: казанские, сибирские, астраханские, крымские, венгерские, польские и прочие и то, что они занимались набегами и работорговлей, свидетельствует лишь об их самобытном характере и природной любознательности и предприимчивости.
Второе. Русский народ все время был под пятой князей и генсеков, которые отдавали предпочтение другим народам, чтобы не слыть угнетателями народов. В Польше и Финляндии были свои Конституции. В Закавказье и Средней Азии были свои национальные устои и правительство не вмешивалось туда. Зато на русских отыгралось сполна и по всей программе.
Третье. У всех народов шел отбор бойцов, типа бандеровцев, басмачей, абреков, хунхузов и варнаков, башибузуков, корсаров, флибустьеров и бармалеев, которым люди помогали и песни о них слагали. У русских был только Стенька Разин, что утопил персидскую княжну, но и он против царя не шел. Неслух был, за что и получил.
Вот и получилось послушное стадо, которое без особых усилий загонялось в счастливое общество коммунизма или еще более счастливое крепостное состояние в виде продаваемых рабов.
В других странах люди объединяются по семейным кланам. Каждый год проводятся встречи всех членов клана, то есть родственников, близких и дальних, и все знакомятся друг с другом, узнают новости и знают, на кого можно опереться в том или ином случае. В Средней Азии и на Кавказе родственникам помогают другие родственники, живя как бы одной семьей по типу «коза ностра» (наше дело). И такие люди опасны для всех властей. Умная власть науськивает их на представителей коренной, наиболее угнетаемой нации. Вот и получается: разделяй и властвуй, говори, что преступность не имеет национальности, но если что-то сделает русский, то это уже расценивается как великодержавный шовинизм. Были бы все в равном положении, то не было таких националистических проявлений, которые сотрясают Россию и сотрясут до дел нехороших.
Глава 34
У кованых ворот меня остановил мордоворот в форме сотрудника похоронного бюро или охранника какого-нибудь миллиардера или президента, то есть в черном однобортном костюме, белой рубашке и с черным галстуком:
- Вы к кому, уважаемый?
- К Гудыме, - просто сказал я.
- А вам назначено или вы по чьему-то звонку? - спросил охранник.
- У меня к нему посылка, - сказал я и полез рукой под пиджак, где на спине за поясом у меня был маузер.
В течение каких-то миллисекунд, как в старых вестернах, на меня уже смотрел армейский кольт сорок пятого калибра и два автоматных ствола в открывшихся амбразурах бронированного забора.
Я моментально поднял руки, потому что напуганные люди в разговоры не вступают, а сразу стреляют. Затем я повернулся спиной к охраннику и сказал: