Девочка ясноглазая
С кудрями белокурыми
И щеками пурпурными.
Ее зубы белы как снег,
Ее губы красны как кровь.
Много крови из-за нее
Будет пролито среди Уладов.
Так гласило предание… Он поймал себя на том, что завидует сейчас Сашке. Это была чудовищная мысль, но это было так. Сашке досталось и сочувствие и внимание, а ему, Димке – сидение на кухне в полном одиночестве. Мысль о том, что можно было встать из-за стола и пойти помочь Сашке (а работы по разгребанию наверняка бы нашлась), как-то не пришла Димке в голову. Ему захотелось плакать, но это было как-то неуместно. А вот Сашка имел сейчас полное право плакать – все-таки отец умер. "А у меня отец жив, интересно?" – подумал Димка – "Я ведь тоже без отца…"
Он доел смесь, сделал себе чай, выпил его. Сашка с Машей ходили по коридору, носили туда-сюда гремучее ведро, отжимали тряпку, тихо переговаривались, и от этого Сашке становилось еще тоскливее. Они вдвоем, а он один. Потом он не выдержал и заглянул в страшную комнату. Там, на мокром полу с тряпкой в руках ползала Дейрдре, а Сашка поднимал с пола какие-то книги и черепки – что-то, видимо упало и разбилось.
– Иди, иди, мы справимся, – бросила через плечо Дейрдре.
Димка, понурив голову, вышел. Кажется, она на него обиделась. Он принял душ и пошел спать. Глаза слипались. Он тоже перенервничал сегодня, хотя, конечно, с Сашкиным горем это не сравнить.
…Уборку они закончили только к часу ночи. Дейрдре выдраила весь коридор, а Сашка светил ей карманным фонариком. Последней была его, Сашкина комната, где беспорядка и грязи было меньше всего.
– Ну все, Маш, большое тебе спасибо. – Сашка окончательно пришел в себя, то ли от физического труда, то ли от того, что переключился на какие-то действия.
– Спокойной ночи. Спасибо тебе.
– А ты-то спать будешь?
– Я… нет, не смогу. Наверное, посижу. Посмотрю, что там от архивов осталось…
– Ты знаешь, мне чего-то тоже спать не хочется. И к Димке идти не хочу, я на него разозлилась. Можно я здесь посижу с тобой?
– Ну посиди.
– Тебе, наверное, тяжело сейчас одному будет?
– В смысле… сегодня или вообще?
– И сегодня и вообще…
– Не знаю, посмотрим… проживу один.. Я ж не маленький.
– Милый, как же тебе сейчас тяжело! – неожиданно для себя воскликнула Дейрдре, подошла к Сашке и обняла его.
Сашка размяк от неожиданной ласки и по-детски уткнулся в Машино плечо. Вышло как-то нелепо, потому что он был выше нее ростом, и они, одновременно заметив это, поспешно опустились на диван. Так и сидели: он, положил ей голову на плечо, а она гладила его по голове, как ребенка, потом обняла и прижала к себе. Сашка быстро задремал, голова у него стала тяжелой.
– Может, спать ляжешь? – прошептала Дейрдре
– Нет, я не сплю, – пробормотал он сквозь сон.
Дейрдре засмеялась.
Они заснули, обнявшись, на Сашкином диване, и проспали аж до десяти. Димка со скорбным видом болтался по квартире. Будить их он не стал – зачем? И так все ясно. Она его за муки полюбила, а он ее – за состраданье к ним. Ну и ладно. Жалко только, что билеты на вечер взял, а то мог бы сейчас уехать, Что ему здесь делать?
Он не стал им ничего говорить, когда они, немного смущенные, появились на кухне, где он тупо смотрел телек. Маша при нем звонила домой, объяснялась с родственниками, которые, конечно, были недовольны, но она сумела-таки им объяснить, почем она остается в Питере еще на два дня. Предки у нее были нормальные, побурчали, конечно, что "А как же учеба?" но, в конце концов. сказали "Твоя сессия, ты и думай потом как тебе ее сдавать".
Димка поехал на Московский вокзал сдавать ее билет.
– Ты извини, что так получилось, – сказала ему Дейрдре, – просто Сашку сейчас нельзя оставлять одного.
– Я все понимаю… – Димка потрепал ее по стриженому затылку.На самом деле он был даже рад, что они расстаются.
– 3 -
Как всегда бывает, начало было нежным и романтическим, продолжение – многообещающим. И если бы кто-то сказал Димке, что вся его лавстори кончится трупом пьяницы в грязной питерской квартире и тем, что в старых романах называли коварной изменой, он вряд ли бы поверил. В жизни так если и случается, то очень редко. Почти никогда. И почему это случилось именно с ним?
– Ну че, ребят, может, покурить?
– Фергус, кинь мне зажигалку!
– Лови!… Ну, блин, ты косорукий!
– Ну сорри…
– Да иди ты… теперь ее фиг отмоешь.
– Ладно, брось болтать, кури быстрее, а то Конхобар вернется, по ушам надает.
Они уже устали копать. Все ж таки студенты, а не землекопы. А Конхобар все подгонял их "давай, давай, ребята, к Самайну должны успеть. Найси вообще сомневался, что стОит сюда переться в Самайн: будет темно, сыро, снег вряд ли еще выпадет, грязи будет по колено. Все-таки Подмосковье – не Изумрудный остров. Но поди докажи это Конхобару. Он верит, что Эмайн Маха здесь. То ли как-то вычислил по своей системе то ли просто ткнул рукой на карту и решил – здесь и точка.
Они облюбовали этот уголок еще весной, но идея праздновать Самайн именно здесь, пришла Кохобару недавно. И он, как человек упертый, решил, что теперь нужно к этой знаменательной дате построить здесь некое подобие древней Эмайн Махи. А если он упирался, то все. Переубедить его или отговорить было невозможно, легче гору сдвинуть. В остальном – нормальный человек, но вот если его склинит на чем-нибудь…
С другой стороны, чем плохо – покопали, потом посидели у костра, попели песни, поговорили за жизнь – и домой. Только бы не упустить электричку: это летом они часто ходят, а сейчас дачников нет почти, вот и электричек мало.
Эмайн Маха явилась московскому Конхобару в сновидении, и, как он сам рассказывал, он проснулся с мыслью о том, что надо непременно восстановить древнюю столицу Улада, где жил когда-то древнеирландский король Конхобар (настоящий) и совершал свои подвиги Кухулин – сильнейший из героев Ирландии. Восстанавливать он собирался, конечно, не на исторической родине Кухулина, а поближе к дому – в родном Подмосковье. Место благодатное и на электричке недалеко.
Кто только не водится в подмосковных лесах! Московские индейцы, собравшиеся на очередное Пау-Вау, пестрые ролевики, древнерусские дружинники и тевтонские рыцари, поклонники Толкиена и прочие романтики, которым неуютно в большом недружелюбном городе среди оборзевших от прагматизма людей, у которых на уме только заработай да купи.
Местные жители за много лет попривыкли к столичной публике. Поначалу такие развлечения казались полным сумасшествием. Ну в самом деле, нормальная молодежь сидит спокойно водку пьет, в карты режется или устраивает мордобой. На то и молодежь. А этим не лень за двести километров из города ехать, да еще выряжаться неизвестно как, песни петь да у костра плясать. И это в почти что трезвом виде-то! Но посмеялись-посмеялись, покрутили пальцем у виска, а потом и перестали замечать.
Бабульки уже не крестились с перепугу при виде индейца в полном парадном облачении; грибники-дачники вежливо здоровались со встречными эльфами и гномами. От всей этой веселой нарядной братии не было никакого вреда, пожалуй, даже некая польза: уже не сосчитать, сколько окрестных мужичков прекратили пить насовсем, встретив как-то раз с бодунца на лесной дороге дозорный отряд гоблинов. Некоторые верующие, правда, были недовольны: все эти костюмированные тусовки откровенно отдавали язычеством. Особенно подозрительными казались индейцы, однако подозрения оставались подозрениями и на что не опирались. Ни с кого в округе скальпов не снимали, никого в жертву загадочным индейским богам не приносили, так что и придраться не к чему.
Теперь в лесу около станции "Платформа 258 километр" обосновались еще и дюжина обитателей будущей Эмайн Махи, студентов и студенток, примерявших на себя имена героев древних ирландских преданий, вызубренных почти буква в букву.